Хелот из Лангедока
Шрифт:
– Если я свободен, – упрямо повторил Хелот, – то никому не должно быть дела до того, чем я собираюсь заниматься и как воспользуюсь своей свободой.
– Ошибаешься, дакини. – В тоне Имлах прозвучали металлические нотки. – Если мое предположение – правда, то лучше тебе сидеть в цепях, Хелот из Лангедока.
– Простите, но мне показалось, что лесные жители – враги замка. Разве вы не говорили, будто господин барон время от времени воюет с Народом?
– Это так, – не стала отрицать Имлах. – Но отсюда вовсе не следует, что Народ можно истреблять, особенно в мирное время.
– Но
– …один из Народа, – заключила Имлах. – С ним не случится ничего плохого, поверь мне.
Хелот опустил голову на сплетенные пальцы рук и задумался. Он видел, что великанша уверена в своей правоте… И на краткий миг ему показалось, что он, Хелот, заблуждается. Нет никакого Ноттингама, нет на белом свете ни Лангедока, ни Иерусалима, ни деревни под названием Локсли… Остался в мире лишь бесконечный лес Аррой, где живут странные белобрысые дикари и где сам он, Хелот, – всего лишь презренный дакини.
– Имлах, – проговорил он глухо, цепляясь за последнюю надежду, – но ведь там, откуда мы пришли, мы с этим мальчиком принадлежали к одному племени…
– Странные, должно быть, это земли, – сказала Имлах.
Когда низкая дверь бревенчатого дома, где был заперт Тэм, приотворилась, мальчишка забился подальше в угол и съежился. Его приволокли сюда силой, по дороге несколько раз вразумляли добрым ударом кулака, после чего бросили одного в доме и заложили прочные засовы на дверях и ставнях. Ничего хорошего он от этих нелюдей и не ждал. Хоть они продолжали упорно навязывать ему родство, Тэм скорее дал бы себя удавить, чем отрекся бы от своего господина. В его темном варварском уме жило только одно светлое воспоминание, и оно носило имя Хелота.
Поэтому он заранее набычился и сердито уставился на дверь, ожидая увидеть Отона или кого-нибудь из его подручных. Однако вошла женщина, и вместе с ней, казалось, в тесное маленькое жилище ступила неземная тишина. Тэм вытаращил глаза. Он не мог даже понять, красива ли она, потому что был ослеплен. Ощущение свежести и покоя, исходившее от нее, было таким сильным, что Тэм начал задыхаться. Сквозь пелену он видел светлые косы, большие зеленые, как крыжовник, глаза. На голове она носила узкую кожаную повязку, украшенную бахромой, бисером и кусочками пестрого меха. Необыкновенно чистое лицо смотрело на Тэма участливо и в то же время отстраненно.
Затем, видимо уловив, как в мальчике бьется неосознанный ужас, она передумала подходить ближе и села у самого порога. Тэм с облегчением перевел дыхание и украдкой сотворил крестное знамение. Однако, против всех ожиданий, женщина не рассыпалась прахом, не заверещала, не обернулась куницей или рысью. Она попросту ничего не заметила.
– Мое имя Фейдельм, – сказала она очень тихо, чтобы не испугать ребенка еще больше.
– Кто вы? – прошептал Тэм. Он хотел назвать ее по имени, но подавился. Эти звуки как будто обжигали ему губы, застревали в горле.
– Я разговариваю с богами и духами от имени Народа. Я голос леса Аррой, знакомый Силам.
– Так вы ведьма? – хрипло спросил Тэм.
Она не обиделась – скорее
– Мне многое ведомо, – был простой ответ. – А многое и не ведомо. Не знаю, кто я. Много лет я живу, но до старости еще вдвое больше осталось, чем прожито. Я была всегда. Но пребуду ли всегда? Вот тайна.
– Помогите мне, – сказал Тэм и снова поперхнулся на ее имени.
– Для того и призвали меня, чтобы я помогла. Твое имя Тэм Гили – так мне сказали. Но это всего лишь имя. Мне надо узнать, кто ты. Нетрудно сделать. Ты недавно живешь, я быстро найду исток твоего ручья, покуда он не влился в Великую Реку.
– Госпожа… хозяйка, – сказал Тэм. – Мне нужно только одно. Отпустите меня. Там, в лесу, в руках великана остался один человек. Я должен быть вместе с ним. Он болен, он умирает.
Ее лицо вдруг дрогнуло, и перед глазами Тэма все поплыло, как будто он смотрел в воду и отражение нарушилось всплеском.
– Каждый должен быть со своим народом, – тихо прозвучало в ответ. – Всякая потеря ослабляет Народ. Если мы рассеемся, мы утратим Силу и боги не услышат нас. Забудь своего дакини. У него другая дорога.
– Но ведь я не из вашего народа, госпожа. Если вы действительно добры, то помогите мне.
Фейдельм задумчиво проговорила:
– Добра ли я? Вот тайна. Трудно сказать. Я не добрее, чем Лее. Я не жестче, чем Гроза. Я не милосерднее, чем Солнце. Я не суровее, чем Ветер. Я – голос, слышимый богами. Ты боишься меня?
Ее образ снова стал четким. Тэм смотрел на Фейдельм, не отрывая глаз. Внезапно он разглядел ее всю: платье без рукавов и украшений, прямое и длинное, загорелые руки с двумя берестяными браслетами на запястьях – и нестерпимо прекрасное юное лицо с глазами, глядящими из древней древности…
– Встань, Тэм Гили, – сказала она властно. – Подойди ко мне, Тэм Гили.
Он поднялся на ноги и осторожно шагнул к ней навстречу. Ему казалось, что он идет против течения, – что-то мешало, и он с трудом преодолевал сопротивление. Лицо ведуньи приближалось, как будто придвигалось к нему толчками. Наконец Тэм остановился, тяжело дыша. Зеленые глаза смотрели не мигая, и в них не было больше ни сострадания, ни интереса.
– Коснись моей руки, – велела она, и Тэм повиновался.
В тот же миг словно молния взорвалась между ними. Тэма опалило огнем, отшвырнуло к стене. Он закричал так, будто хотел выплеснуть всю душу в этом предсмертном вопле, и ему почудилось, что в легкие вошел раскаленный воздух. Задыхаясь, кашляя, заливаясь кровью, хлынувшей изо рта и ушей, он рухнул на пол, и сознание оставило его.
Хелот налил себе вина и откинулся на спинку кресла. Мебель в замке Аррой была под стать хозяевам – такая же прочная, массивная. Спинка возвышалась над головой человека на добрых полтора локтя, а резные остроконечные башенки по углам – и того выше.
Барон восседал справа от него, баронесса – слева. Имлах задумчиво ковыряла в ухе обглоданной утиной косточкой и, казалось, была погружена в свои думы. Десятка два горностаев с кудахтаньем носились по полу под ногами пирующих, гоняя огромный мосол. В воздухе стоял крепкий мускусный дух.