Хетты. Неизвестная Империя Малой Азии
Шрифт:
Наши представления о Хаттусили совершенно изменила находка, сделанная в Хаттусе в конце 50-х годов XX века, — летопись деяний царя, написанная на хеттском и аккадском языках.
Мы узнаем из нее, что к этому времени хетты настолько уверенно чувствовали себя в Анатолии, что даже решились пересечь грозный Таврский хребет — лишь несколько перевалов вели через него — и направиться на юго-восток. Внезапно этот никому неизвестный народ, говоривший на непонятном наречии, оказался на авансцене мировой истории. Хетты захватили несколько городов в Северной Сирии, в том числе Хальпу (Алеппо) и лежавший близ нее речной порт Алалах, и достигли берегов Оронта — реки, у которой их потомки
Статуэтка из слоновой кости. Высота — 3,9см. XVII / XVI вв. до н.э.
После этого похода Хаттусили наполнил свой дворец и столицу сокровищами. «И не было серебру и золоту ни начала, ни конца… и их богов принес я к богине Солнца Аринны». Стоит подчеркнуть, что подлинными сокровищами — в представлениях людей того времени — были не золото и серебро, а статуи богов. Кто забирал их из города, тот получал власть над городом. Отныне чужие боги служили победителю. Хетты устанавливали их статуи в своих храмах. Чем больше богов появлялось в Хаттусе, тем могущественнее становился город. И начало этому величию положил Хаттусили I.
Именно Хаттусили — так считал он сам — первым из хеттских царей сравнялся славой с Саргоном Аккадским. Семь веков назад Саргон, чье имя давно вошло в легенду, неожиданно совершил поход в Малую Азию. Теперь же в обратном направлении двинулся царь Хаттусили.
«Никто еще из моих предшественников не пересекал Евфрат, а я, великий царь Табарна, перешел реку вброд, и мое войско за мною следом перешло ее вброд. Также Саргон Аккадский ее перешел и разбил войска города Хах-ха, но городу Хахха он ничего не сделал и он его не сжег в огне, и дым от города не поднялся к небесному богу Грозы.
А я, великий царь Табарна, уничтожил… город Хахха, и я предал его огню, и дым от него поднялся к небесному богу Грозы… А царя города Хахха я впряг, как упряжных быков, в колесницу» (пер.В.В.Иванова).
В этих словах сквозит надменность захватчика, но именно так начиналось становление великой Хеттской империи. Немецкий историк Иоганн Леман сравнивает этот поход по его трудности с походом Александра Македонского в Индию.
Однако не все спокойно было в Хаттусе. Пока царь был вдали от столицы, здесь началась борьба за власть. И подняли мятеж не покоренные народы, а «его братья, его родственники, люди его рода». Казалось, все его родные обратились против него, пытаясь отнять власть. Он уже отрекся от двух своих сыновей, пытавшихся свергнуть его. Теперь же, вернувшись на родину, он еще острее почувствовал, как он одинок. Самое же страшное, что у него не осталось сил на борьбу— он заболел.
«Слушайте! Я занедужил», — с такими словами царь Хаттусили I обратился к своим воинам, словно надеясь, что они подадут ему совет. Волнение охватило царя, ибо теперь, увидев, как его предают самые близкие люди, он выбирал себе наследника не по крови, а по духу.
«Я, царь, позвал своего сына, я на него уже сердился, и я его держал вблизи от себя и постоянно за ним следил. Он оказался недостойным! Он не плакал во время моей болезни, не выказывал сочувствия. Холодный он и неласковый!..
Слову царя он не внял, а тому слову, которое от матери его — змеи исходит, он внял. И братья и сестры ему все время нашептывали враждебные слова: их слова он и слушал! Я же, царь, прослышал об этом. На вражду я отвечаю враждой!
Довольно! Он мне не сын!.. Я всегда его отличал на благо ему. Он же к наказам царя не отнесся сочувственно. Разве тогда может он проявить доброжелательность к городу Хаттусе и думать о его благе?» (пер.В.В.Иванова).
Вместо недостойного сына он назначает своим преемником внука— Мурсили. «Смотрите же! Мурсили— мой сын. Признайте его своим царем! Посадите его на престол! Ему много богом в сердце вложено. Только льва божество может поставить на львиное место…
И ты, Мурсили, не должен ни быть нерадивым, ни медлить! А если ты будешь нерадивым, то зло может снова прийти, как прежде. Да будет так!… Слова свои я дал тебе и эту таблицу пусть тебе читают из месяца в месяц. Так запечатлей в сердце своем мои слова и мою мудрость и милостиво управляй моими подданными и моими сановниками… Что в сердце твоем, мой сын, то и делай».
Оканчивается завещание словами, обращенными к жене: «Обмой мой труп, как это положено. Прижми меня к своей груди и, прижав к груди, похорони меня в земле».
Немецкая исследовательница Маргарита Римшнайдер писала о «Завещании» Хаттусили: «Даже если бы мы не располагали ни одним литературным произведением, написанным на хеттском языке, кроме этого шедевра, все равно мы не могли бы не признать наличия у хеттов серьезной литературной традиции. Сами особенности «Завещания»— его изысканная композиция, отточенный язык, непринужденный диалог, меткие, безыскусные сравнения и неожиданный юмор — требуют определенных писательских навыков, предполагают мастерство и опыт. Если уж хеттские цари могли создавать такие произведения, то как же писали их поэты?!»
С горечью царь вспоминал: «Посмотрите на сына моего Хуццияса! Я, царь, назначил его хозяином города Тапассанда. Жители же этого города стали его привлекать на свою сторону, проявляя свою злонамеренность. Со мной же они стали враждовать, а ему говорили так: «Восстань против власти своего отца!»… Я, царь, сместил Хуццияса».
Даже собственная дочь восстала на Хаттусили. «Дочь моя обесчестила мою голову и имя мое… Слова отца она отбросила и кровь сыновей Хатти она пила… Но боги дочь мою отдали мне в руки… И я у дочери в наказание отнял все ее имущество… Теперь же из города ее отправили вниз (из Хаттусы, стоявшей на скале, ее отправили жить на равнину. — Авт.). Если же в город Хаттусу она придет, то в нем во второй раз она мятеж посеет. Вне города в деревне ей дом построен. И пусть она ест и пьет».