Хевен
Шрифт:
– Не знаю, – пошептала я, силясь улыбнуться. – Мне кажется, что я ожидала увидеть вас… ну грязным, что ли.
– Я всегда принимаю душ, прежде чем идти домой, – пояснил Кэл, странно улыбнувшись. – Это одно из требований Китти: чтобы муж грязным домой не приходил. У меня есть во что переодеться на работе. К тому же я хозяин, у меня шестеро служащих. Но я люблю сам поковыряться, особенно когда надо срочно исправить старый аппарат.
Я немного стеснялась его. Показав рукой на ряд книг по приготовлению пищи, я спросила:
– Не знаю, как мне планировать еду для вас с Китти.
– Я помогу тебе, – с готовностью откликнулся он. – Прежде всего, избегай крахмалосодержащих вещей. Китти
Мы готовили вместе, решив сделать мясную запеканку с рисом и овощами, которую, как сказал Кэл, любит Китти. Он помогал мне резать овощи для салата, когда ему захотелось поговорить со мной.
– Я рад тебе здесь, Хевен. А то я все это делал бы сам, как это было раньше. Китти терпеть не может готовить, хотя делает это хорошо. Она считает, что я не отрабатываю своего, потому что я должен ей тысячи долларов. Я в долгах по шею, а кошельком командует она. Я был еще мальчишкой, когда женился на ней. Считал ее мудрой, разумной, красивой, обворожительной, она, казалось, так желала помочь мне.
– А как вы встретили ее? – поинтересовалась я, наблюдая за ловкостью, с которой Кэл резал салат-латук. Он показал мне, как надо подавать салат. Казалось, занятость рук давала свободу его языку. Причем говорил он больше с самим собой, чем со мной, ни на миг не прекращая работать ножом.
– Иногда люди попадают в капкан, принимая желание и потребность в человеке за любовь к нему. Помни об этом, Хевен. В двадцать лет я оказался один в большом городе. Во время весенних каникул направлялся во Флориду. Китти я встретил совершенно случайно в одном баре, здесь, в Атланте, в первый же вечер пребывания в городе. Мне она показалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. – Он горько усмехнулся. – Я был тогда молод и наивен. Приехал я в эти края на лето из дома в Новой Англии, я тогда учился в Йельском университете, и оставалось мне еще два года. В Атланте я чувствовал себя потерянным. Китти испытывала подобные ощущения, и мы сочли, что у нас много общего. Через короткое время мы поженились. Она ввела меня в бизнес. Можешь себе представить, я все время хотел быть преподавателем истории. А вместо этого женился на Китти. С тех пор университетский городок больше меня не видел. Дома я тоже ни разу не был. Я даже не пишу своим родителям. Китти не хочет, чтобы я поддерживал контакт с ними. Ей стыдно, она боится, что они узнают, что она не окончила даже средней школы. И я должен ей по меньшей мере двадцать пять тысяч долларов.
– А как она сделала такие большие деньги? – спросила я, захваченная разговором.
– Китти опутывает мужчин, как паутиной, лишая их способности сопротивляться, и выкачивает из них деньги. Она рассказывала тебе, что в первый раз выскочила замуж в тринадцать лет? И потом у нее было еще три мужа, и каждый прилично отваливал ей, чтобы только выпутаться из брака, который каждый из мужей через короткое время начинал считать неудачным. Ну и, к чести Китти надо сказать, ее салон красоты – лучший в Атланте.
– А-а, – кивнула я понимающе, хотя ожидала не такого признания. Но мне был приятен сам факт, что со мной говорят, как со взрослой. Я не была уверена, следует ли мне задавать тот вопрос, который я все же задала. – Вы не любите Китти?
– Нет, люблю, – признался Кэл упавшим голосом. – Когда подумаешь, что ее делает такой, как ее не любить? Есть, однако, одна вещь, которую я хотел бы тебе сказать, раз уж представился случай. Временами Китти бывает очень буйной. Я знаю, что в первый вечер она купала тебя в кипятке, но я тогда смолчал, поскольку она не нанесла тебе непоправимого вреда. А если бы я что-то сказал, в следующий раз, оставшись вдвоем, она сделала бы тебе еще хуже. Хевен, постарайся делать все, как она говорит. Льсти ей, говори ей, что она выглядит моложе меня… И подчиняйся, слушайся ее, будь кроткой.
– Но не могу понять, для чего я ей нужна! – воскликнула я. – Ей что, рабыня нужна?
Он удивленно поднял на меня глаза.
– Ты что, Хевен, не догадываешься? В глазах Китти ты – ребенок, от которого она избавилась после аборта, лишившего ее возможности иметь детей. Она любит тебя, так как ты – часть Люка, и за это же тебя ненавидит. И через тебя она когда-нибудь рассчитывает достать его.
– Сделать ему неприятность через меня? – не поняла я.
– Вроде этого.
Я горько усмехнулась.
– Бедная Китти. Из пятерых детей я единственная, кого он ненавидит. Ей следовало выбрать Фанни или Тома. Их отец любит.
Он протянул ко мне руки и взял за плечи так нежно, как я мечтала, чтобы со мной обращался родной отец. В горле у меня встал комок, и я прильнула к этому почти чужому мне человеку и с чувством обняла его – так мне хотелось, чтобы меня любили. Потом мне стало до слез стыдно своего порыва. Кэл прокашлялся и убрал руки.
– Хевен, ради всего святого, не допусти, чтобы Китти узнала о том, что ты мне только что рассказала. Пока ты представляешь собой ценность для отца, тем же ты будешь и для Китти. Тебе понятно?
Он тревожится за меня, я это видела по глазам. Я чувствовала, что этому человеку можно доверять, и рассказала ему о чемодане в полуподвальном этаже и о его содержимом. Он слушал меня с тем же вниманием, с каким, бывало, слушала меня мисс Дил, с пониманием и сочувствием.
– Когда-нибудь, Кэл, я съезжу туда, в Бостон, и найду родителей моей мамы. И куклу возьму с собой. Они сразу поймут, кто я. Но я не могу этого сделать, пока не найду…
– Понимаю, – произнес он с еле заметной улыбкой, глаза его наконец заблестели. – Ты должна прихватить с собой Тома, Кейта и Нашу Джейн. Почему это вы, в конце концов, зовете сестру «Наша Джейн»? Когда я рассказала ему, он снова рассмеялся.
– Ну и характерец у этой твоей Фанни. Интересно когда-нибудь хоть взглянуть на нее.
– А почему бы и нет? Надеюсь, увидите, – промолвила я и нахмурилась. – Она живет теперь у преподобного Вайса и его жены. Они зовут ее Луизой, это ее второе имя.
– Ах уж этот мне преподобный, – медленно и задумчиво произнес он. – Самый богатый, самый удачливый человек в Уиннерроу.
– Чем он вам не нравится?
– У меня всегда вызывают подозрение очень удачливые и очень религиозные люди.
Это хорошо, что Кэл был со мной на кухне. Я работала рядом с ним, смотрела и училась у него, как и что нужно делать. Неделю назад ни за что бы не поверила, что мне может быть так легко с почти незнакомым человеком. При всей своей стеснительности я всей душой желала, чтобы он был мне другом, смог заменить отца или бы стал моим душеприказчиком. Каждая новая улыбка Кэла убеждала, что он мог бы быть для меня и тем, и другим, и третьим.
Запеканка уже стояла в духовке, и таймер отсчитывал время, я приготовила бисквиты, а Китти все не приходила и даже не позвонила, чтобы сказать, почему задерживается. Я заметила, как Кэл несколько раз бросал взгляд на свои часы и над переносицей у него собирались глубокие складки. А почему он не позвонит ей и не выяснит?
Китти появилась в одиннадцать часов, и мы с Кэлом до этого времени смотрели в гостиной телевизор. Остаток запеканки давно остыл и подсох, и наверняка она не была уже такой вкусной, как свежая, которую ели мы с Кэлом. Однако Китти съела запеканку с удовольствием, словно она только что из духовки.