Химеры
Шрифт:
– Паша звонил, – сказал Баттура. – Оля, пойдем, покурим, что ли?
– Не хочу! Хорошо! Идем курить… – сказала она и встала, роняя что-то.
– Я что-то потеряла, – сказала…
– Ничего, – сказал Баттура.
– Я подберу за вами, – сказал Сергей. – А что, кто-то что-то потерял? По пути куда?
– Ты-то, хоть… Заткнулся бы… Ты – чего? Ты же – не Баттура! Этот – козел – вечный мальчик!
– Да, я не козел, – сказал Сергей. – И я – уже взрослый. И – Оля! Мы же договаривались:
– Черта… Черта вам… – бормотала Ольга, идя впереди Баттуры по коридору.
На лестничной площадке, делая вид, что присматривается к небу в окне, переминалась тонкими ногами Вера Ильина. Еще она пыталась делать вид, что ей плевать на раскрасневшееся лицо Ольги.
– Ребята, – сказала она, аппетитно выпячивая Баттуре маленькую грудь сквозь прозрачную белую футболку. – Гляньте, как это небо швыряется облаками!
Ее крупные розовые соски светились, замещая собой ее же нахальные синенькие глаза.
Ольга стала злиться:
– У тебя что, нет никакой работы? – спросила она у Веры.
– А… Есть… Есть! – сказала та смешливо, бросила в решетчатую пепельницу окурок и ушла.
– В студию, в студию… – в спину ей говорила Ольга.
Непотушенный окурок тонко дымился.
– Я устала от вас, – сказала Ольга Баттуре, провожая взглядом вверх по лестнице Веру. Та шла туго и гордо. – Я устала от тебя, идиота, от твоего Сергея, от твоих вер. Вот сучка… Еще и крошечными сиськами размахивает… Было бы чем…
– Да, – сказал Баттура.
– Заткнись! – сказала Ольга. – Дай зажигалку.
Баттура открыл крышку зажигалки и поднес огонь к сигарете Ольги.
Желтый медный блеск боков своей зажигалки было последним, что тогда увидел Баттура.
И первое, что увидел после.
2
Он очнулся в полной темноте.
Воняло канализацией.
Баттура сразу понял, что сидит в этой холодной вонючей жиже, но почему, неясно. Голова была, как гандон, в который налили воду – что-то жидкое в ней неустойчиво болталось и раскачивалось из стороны в сторону. Он попробовал встать, но ноги его не выдержали и Баттура опять сел. Ноги дрожали. Руки – тоже. Всё его тело мелко вибрировало и отвратительно звенело, как расстроенная струна.
«Что за… Твою мать!» – подумал Баттура.
– Эй! – почему-то сказал он.
Голос его звучал так, будто он сидел в бочке. Зато, привел в чувства. Он почувствовал, что саднящее болит левое плечо, правая нога чем-то придавлена, мокрая задница замерзла, а в руке что-то теплое. Он поджал пальцы кисти и понял – зажигалка. Привычно щелкнул ее крышкой и высек огонь.
Правую ногу зажимала груда бетонных обломков. Прямо – была вогнутая стенка. Она склизко поблескивала. Баттура повертел головой, увидел по обеим сторонам, уходящее в темноту, нутро огромной трубы и, не сразу, но понял, что сидит на дне коллектора в центре кучи битого бетона. Над головой чернел, щерясь прутьями арматуры, большой, заваленный сверху кусками бетона, провал.
Нога стала затекать, он раскидал с нее обломки и выпрямил.
И тут вдруг до него дошло, что всё это – не сон.
Он погасил огонь зажигалки.
Было абсолютно темно и так же – тихо.
«Спокойно…, – подумал Баттура. – Успокойся…»
Если он как-то сюда попал, думал он, значит, есть и способ тем же путем отсюда выбраться. Надо только, чтобы глаза привыкли к темноте. Он даже закрыл их для этого.
Воняло.
В голове жидко бултыхалась детская считалка: «В клетке плачет крокодил. Как он в клетку угодил? Вот проснемся, разберемся. В клетке плачет крокодил…»
Баттура открыл глаза, оглядел темноту вокруг.
Ничего.
Поднял голову кверху. В том месте, где он раньше заметил провал, слабо тлело световое пятно. Не свет, не луч его, а только вялый размытый намек на свет.
Баттура опять зажег огонь, и, глядя на разрушенный верх трубы, попробовал встать на ноги. Предплечье на мгновение прострелило резкой болью так, что Баттура даже громко вякнул. Но потом осталась только тупая, как прежде, боль. Зажигалку так держать было неудобно, и он переложил ее в правую руку. Выпрямляясь, уперся лопатками в потолок. Подсвечивая зажигалкой, попробовал пошевелить куски бетона, загромоздившие провал, и сразу понял, что дело это – гиблое. Те сидели крепко.
– Угораздило… – сказал Баттура.
Он достал телефон. Связи не было. Он посветил экраном вокруг, еще раз оглядел потолок. Снова попробовал набрать номер Сергея. Бесполезно. Спрятал телефон в карман и подумал о том, что все – люди, как люди, если и падают в канализацию, то хотя бы в те коллекторы, где можно выпрямиться во весь рост, погулять… А ему, Баттуре, как всегда – самый идиотский вариант из всех возможных. Надо же было попасть именно сюда, в трубу Кёрте начала двадцатого века, где телефон не работает, а передвигаться можно только на карачках. Но передвигаться надо. Он примерно знал, как идет эта труба под городом, и знал, что кое-где в ней есть люки наверх. Правда, ему было неизвестно, как часто? Кроме того, эти люки он видел к востоку от Дома Радио. Есть ли они на западе, тоже – неизвестно. Вероятно, есть, но наверняка было бы идти на восток.
Конец ознакомительного фрагмента.