Хиона
Шрифт:
– Да, она попросила помочь тебе отыскать их и нам разобраться с ними, – высказался Махди.
Адри охватила мимолётная злость. Элана вмешивалась во все аспекты его жизни и всегда пыталась контролировать все его шаги. Эта постыдная ситуация также не стала исключением, более того она скрыла своё вмешательство от юноши.
– Я сам разберусь с ними, ваша помощь мне не нужна, – с пренебрежением выразился Адри.
– Судя по твоим глазам, у тебя мало что получится, – ухмыльнулся Омар.
Адри задумался, как он будет решать этот вопрос, если они снова явятся к нему и снова будут угрожать пистолетом.
– Мы тут по приказу прокуратора, не мешай нам исполнять нашу работу, Адри, – высказал Махди.
– У одного из них был пистолет. Я не сказал об этом Элане.
Они переглянулись между собой. Такая проблема пересекалась ещё с их деятельностью в городе. Солдаты также несли службу в городе в качестве защитников правопорядка.
– Пистолет выглядел вот так? – Омар откинул свою рубашку и достал из кобуры своё оружие.
Это был военный полуавтоматический пневматический пистолет, имеющий внушительный и грозный вид. Стальная пуля, выпущенная на среднем и близком расстоянии, несла большой разрушительный потенциал и была фактически смертельна. Из-за дефицита огнестрельных патронов, пневматика обрела огромную популярность, как в Альянсе, так и за его пределами. Самые последние модели практически не уступали огнестрельному оружию в мощности.
– Нет, не такой, – Адри удивился, – у него было что-то вроде барабана, и пистолет выглядел очень старым и местами даже ржавым.
– Скорее всего, он был даже не заряжен, – прокомментировал Омар, – прокуратор сказала нам, что они были с трущоб. Ты сможешь их узнать, если мы отправимся туда?
Адри кивнул. Он чувствовал исходящее от них человеческое тепло. Официальной процедурой обращения к защитникам правопорядка обычно никто не пользовался, практически все локальные стычки решались жителями самостоятельно.
– Хорошо, пойдём заглянем в котлован, – согласился Махди.
Они вышли из аудитории, повернули за дом и направились в ту сторону. Спустя несколько минут они дошли до ближайшей узкой улицы, которая уходила вглубь сомнительного района, казалось, что с каждым пройденным метром она становилась всё уже. Облупленные и обшарпанные стены, крысы и другая различная живность в таких местах была не редкостью. Высота строений, мимо которых они проходили, казались невероятно большими, это был оптический обман. В городе практически не строили многоэтажных строений, за исключением нескольких улиц и особых зданий, таких как магистрат или госпитальный комплекс на краю города. Они прошли ещё несколько десятков метров и попали на широкую брусчатую улицу, которая своим началом упиралась в магистрат.
Затем троица свернула направо, улица была полна разномастных людей. На одной территории спокойно расхаживали торговцы, путешественники, беженцы, полицейские и военные, мусульмане и христиане и хиониты. Последних концентрация в таких местах была гораздо больше, чем в остальных районах. Повсюду творился хаос, созданный огромными группами людей.
– Махди, ты же отсюда, из этого района, верно? – спросил Адри.
– Правильно, я здесь вырос, знаю здесь каждый угол. Мои родители, как и родители Омара были беженцами и здесь они жили, наша семья осела здесь, Омару повезло больше, – прокомментировал Махди.
– Нашей семье помогла мусульманская община в Иберисе, я с центра полиса, – ответил Омар.
– Ты теперь не здесь живёшь? – спросил Адри у Махди.
– Конечно, нет. Теперь я военный и живу в казарме в военной части на востоке города.
– Кстати, оружие не запрещено в полисе, но, если человек ментально болен, оно у него изымается. Твой нападавший очевидно болен, ведь так? – настойчиво спросил Махди.
Адри понятия не имел, но угрозы подростку расправой, это не было очевидным решением.
– Да, я уверен, что он болен, – ответил Адри.
– Вот и славно, нам налево, – сказал Махди.
– Держись рядом с нами, жители трущоб могут быть очень агрессивными, – сказал Омар.
Адри знал про это. Жизнь в трущобах часто означала сталкиваться с постоянным угнетением и притеснением со стороны других горожан. Ксенофобия процветала, и несмотря на её иррациональность, она проникла в сознание большинства. С течением времени хионизм нашёл своё место и абсолютную поддержку именно среди населения трущоб.
Они свернули с широкой улицы и опять попали в узкий коридор между двух рядом стоящих зданий. Чем дальше они отходили от центра города, тем больше появлялось домов, больше похожих на трущобы, но не являющихся ими по факту. Встречались и полуразвалившиеся строения из серого камня, без окон и без входных дверей, в которых также жили люди. И вот спустя время они попали в те самые трущобы, нанизанные в несколько этажей деревянные и железные самодельные строения, уходившие ввысь на несколько метров. Трущобы были извилисты и тесны. Узкие аллеи, наклонные стены полуразрушенных каменных зданий, словно прижатые друг к другу, создавали впечатление, что мир здесь сжат до предела. Солнечные лучи с трудом проникали сквозь этот густой слой бесконечно нагромождённых домов.
Большинство зданий в трущобах выглядели заброшенными и разрушенными. Отсутствие средств на обслуживание и ремонт оставляло следы времени на стенах и крышах, облупленные кирпичи, заколоченные досками окна, обвалившиеся стены. Всё это создавало мрачную и унылую картину. Город не мог обеспечить жильём каждого новопришедшего к ним, поэтому многие оставались здесь, перебиваясь случайными заработками в городе. Однако здесь каждый пытался помогать друг другу в обмен на такую же помощь или услугу.
Казалось, что найти обидчиков среди всего этого хаоса невозможно. Однако Омар и Махди одели жетоны в виде орла, что означало их принадлежность к военной касте. Немного злоупотребляя властью, они расспрашивали местных жителей. Кто-то неохотно отвечал, кто-то даже с пристрастием сыпал свои жалобы на условия проживания. Впоследствии оказалось, что нападавшие отличались своим поведением и в своём районе. Они воровали и угрожали своим соседям. Несколько жителей охотно рассказали про них и даже показали направление, где они могут обитать. Троица отправилась дальше вглубь узких кварталов. Они сняли свои жетоны, во время разговора показывать своё военное положение не стоит – это было личная просьба.