Хиппи
Шрифт:
И в тот миг, когда ему с большим трудом удалось подняться на ноги, он вдруг почувствовал, что очнулся от своей летаргии и что к нему возвращается то, что он всегда считал свойством человеческой натуры – инстинкт самосохранения. Он должен выбраться отсюда. Он должен доказать свою непричастность.
Ему велели рассказать все, что он делал на прошлой неделе. Пауло в подробностях описал свое путешествие, хотя был уверен, что они и не слышали о Мачу Пикчу.
– Не теряй время на брехню, – сказал ему «злой». – И не пытайся нас обмануть. В твоем номере мы обнаружили карту. Тебя и твою блондиночку видели на месте
Карту?
Сквозь редкую мешковину он сумел различить рисунок, который по его просьбе кто-то сделал для него в Чили, указав на нем туннель, пересекающий горную цепь в Андах.
– Коммунисты считают, что победят на ближайших выборах. Что Альенде золотом Москвы сумеет коррумпировать всю Латинскую Америку. Но он ошибается. Какова твоя роль в альянсе, который они сколачивают? И какие у тебя связи в Бразилии?
Пауло клялся, что не имеет к этому никакого отношения, что все это неправда, что он всего лишь хотел путешествовать и познавать мир, – и постоянно спрашивал, где его подружка и что с ней сталось?
– А-а, это та, которую заслали к нам из коммунистической Югославии покончить с демократией в Бразилии? Она получает то, что заслужила, – ответил ему «злой».
Вновь было ожил и вернулся ужас, но Пауло сумел взять себя в руки. Надо было понять, как выбраться из этого кошмара. А значит – очнуться.
Ему пригрозили, что сыграют с ним в «телефон» – подключат к телу металлические клеммы и, завертев ручку, пустят ток: такого не выдерживают самые стойкие.
И тут при виде этого жуткого устройства Пауло вдруг осенило: он нашел выход. Отбросив покорность, он закричал:
– Думаете, я боюсь электрошока? Думаете, я боюсь боли? Не беспокойтесь – я буду мучить себя сам. Я уже лежал в психушке – и не один, не два, а три раза, там через меня прогнали столько электричества, что я смело могу выполнить всю работу за вас. Да вы наверняка знаете об этом, вам ведь все обо мне известно.
С этими словами он начал ногтями в кровь раздирать себе лицо и тело, крича, что пусть они хоть убьют его, ему наплевать – он верит в переселение душ и рано или поздно явится за ними с того света. За ними и их близкими. Кто-то подскочил, схватил его за руки. Судя по всему, он сумел напугать тех, кто вел допрос, хотя никто не произнес ни слова.
– Прекрати, Пауло, – сказал «добрый полицейский». – Успокойся. Объясни тогда, что это за карта.
Пауло отвечал ему так, словно находился в припадке буйного помешательства. И диким криком описал происходившее в Сантьяго – им нужно было понять, как добраться до туннеля между Чили и Аргентиной.
– А где моя девушка?! Что с моей девушкой??!
Он кричал все громче и пронзительней, надеясь, что этот крик долетит до нее. «Добрый» пытался утихомирить его – как видно, он еще не вполне озверел и оскотинился на своей работе.
Не трясись ты, уговаривал он Пауло, приди в себя, если не виноват, тебе нечего бояться, но нам придется проверить все, а потому ты останешься здесь на какое-то время. На какое именно, не сказал. Угостил Пауло сигаретой. Тот заметил, что все остальные вышли из комнаты, будто утратив к нему интерес. «Добрый» сказал:
– Дождись, когда за мной закроется дверь – и можешь снять с головы мешок. Услышишь стук – снова наденешь. Как только мы соберем все необходимые сведения, тебя отпустят.
– А моя девушка?! – выкрикнул Пауло.
Он не заслужил такого. Каким бы скверным сыном он ни был, как бы ни мучились с ним родители, но все же такого он не заслуживал. Он был ни в чем не виноват, но окажись у него сейчас в руке пистолет, перестрелял бы всех. Нет ничего ужасней наказания без вины.
– Да не бойся. Мы же не звери какие-то… Мы хотим всего лишь уничтожить тех, кто хочет погубить нашу страну.
«Добрый» вышел, хлопнула дверь, Пауло стянул с головы мешок и огляделся. Он сидел в звуконепроницаемой камере – вон тот порог, о который он споткнулся при входе. Справа было большое окно с матовым стеклом – через него, наверно, наблюдали за арестованным. В стене виднелись два-три отверстия, из одного торчало что-то, похожее на волос. Но следовало делать вид, будто его это нимало не трогает. Пауло оглядел свое окровавленное, исцарапанное тело, ощупал себя, убедившись, что руки и ноги целы: здешние люди умели бить и мучить, не оставляя следов, и, быть может, потому их напугала его реакция.
Он подумал, что они скорей всего свяжутся с Рио-де-Жанейро, узнают в клинике о его госпитализациях и электрошоковой терапии, потом проверят каждый его шаг – и его собственный, и девушки, чье иностранное гражданство может оказаться и спасением, и приговором, потому что она приехала из коммунистической страны.
Если они решат, что он солгал, его будут пытать беспрерывно на протяжении многих дней. Если поймут, что говорил правду, может быть, придут к выводу, что перед ними – мальчик из богатой семьи, хиппи, балующийся наркотиками, и отпустят его.
Он не сказал им ни слова неправды и теперь мог только надеяться, что они убедятся в этом как можно скорее.
Пауло не знал, сколько времени провел в этой комнате, где не было окон, а свет горел постоянно, и куда к нему лишь раз вошел фотограф из этого пыточного центра. Что это было – участок? Казарма? Фотограф велел ему снять с головы мешок, приблизил камеру вплотную к лицу – так, чтобы не было видно, что арестант гол – потом попросил повернуться в профиль, сделал снимки и удалился, не сказав больше ни слова.
И даже стуки в дверь никак не укладывались в схему, которая позволила бы установить распорядок – иногда обед приносили чуть ли не сразу после завтрака, а ужина приходилось ждать долго. Когда Пауло нужно было в уборную, он стучал в дверь, предварительно натянув на голову мешок: вероятно, охранники через матовое с одной стороны стекло видели это. Иногда он пытался поговорить с тем, кто выводил его, но ответом было только глухое молчание.
Он почти все время спал. Однажды днем (или ночью?) он решил применить свой навык медитации, чтобы сосредоточиться на чем-то возвышенном, и вспомнил, что Сан-Хуан де ла Крус говорил о потемках души, и что монахи-отшельники годами оставались в пещерах в пустыне или в Гималаях, и он может, последовав их примеру, использовать случившееся для самосовершенствования. Пауло подозревал, что на них с возлюбленной донес портье гостиницы, где они были единственными постояльцами, и часто мечтал, как освободится, придет и убьет его, а потом начинал думать, что наилучший способ служить Богу – простить предателя, ибо тот не ведал, что творил.