Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
Например, типичный завоеватель наверняка бы беспощадно удалил всех до единого подчиненных и приближенных своего поверженного предшественника, уничтожил все следы его правления. Теодорих же поступил иначе. Он оставил, на некоторое время по крайней мере, во главе завоеванных провинций, больших и маленьких городов римских легатов или префектов, которые были назначены на эти должности еще при Одоакре, рассудив, что опытный правитель справится со своим делом лучше, чем вновь назначенный.
Однако с целью помочь этим правителям (а также чтобы контролировать их деятельность) Теодорих учредил повсюду своего рода трибуналы для соблюдения законности, о чем прежде покоренные народы даже и не слыхивали. На всех уровнях гражданского управления Теодорих посадил как римского судью, так и остроготского маршала, обладавших одинаковыми полномочиями. Судья следил, как вершились дела среди римского населения, и соблюдал при этом римские законы. Маршал отвечал за дела, относящиеся к чужакам-завоевателям, и судил в соответствии с готским законодательством. Оба судьи каким-то образом ухитрялись ладить и соотносить свою деятельность, выносить решения по своим делам и разрешать споры между римлянами и чужеземцами. Хотя поначалу трибунал вынужден был в основном улаживать разногласия между завоеванными и завоевателями, со временем стало ясно, что этот общественный институт весьма полезен для представителей всех наций и всех слоев общества: даже после наплыва еще большего количества чужеземцев эта система отлично работала и сохранилась вплоть до сегодняшнего дня.
Через некоторое время, разумеется, Теодориху пришлось отстранить немало римских легатов, префектов и судей, которые оказались непригодными для такой работы: они брали взятки или просто были слишком глупы; большинство этих чиновников получили свои должности за amicitae. Буквально это слово обозначает «дружба», однако является понятием более широким: сюда входят, скажем, также оказание покровительства фаворитам, семейственность, продвижение по службе подхалимов или тех, кто дает мзду. Теодорих заменил уволенных со службы другими римлянами, которые продемонстрировали свои способности, но они при этом откровенно заявили, что хоть и будут выполнять свои обязанности честно и разумно, но не очень-то жаждут служить под началом узурпатора и чужеземца. Однако Теодорих все-таки без колебаний предпочел этих честных, хотя и неохотно выполняющих свои обязанности правителей; он был уверен, по крайней мере, что они не подхалимы. И только в одну сферу деятельности доступ для римлян был закрыт. После того как римская армия в конце концов перешла под командование Теодориха и смешалась с нашим чужеземным войском, он упразднил должность военных трибунов и не назначал больше римлян на высокие армейские посты.
— Я стараюсь, — сказал он мне как-то в самом начале нашего завоевания, — распределять должности разумно. Пусть каждый делает то, что у него получается лучше всего, и соответственно получает за это вознаграждение. Когда придет время обрабатывать землю и собирать урожай, римляне и чужеземцы смогут одинаково усердно трудиться и приносить пользу. Но все дела, касающиеся защиты государства, наведения порядка и соблюдения законности, лучше поручить нам, германцам, заслуженно пользующимся дурной славой «воинственных варваров». И поскольку именно древние римляне развили ремесла и науки, которые обогатили человечество, я не стану загружать их современных потомков тяжелой и примитивной работой — насколько это возможно — в надежде, что они, в подражание своим предкам, вновь улучшат и просветят мир.
Вплотную Теодорих занялся всеми этими нововведениями позже, но, как я уже сказал, он заложил фундамент — и весьма многообещающий — еще в те первые месяцы, когда вынужден был совершенствовать лишь те законы, которые действовали в военное время. Хотя он сам, его армия и новые подданные еще какое-то время продолжали считать Медиолан «столичным городом» Теодориха, он не просто осел там, чтобы издавать указы и править издалека, как это делало большинство римских императоров. Всю ту зиму он находился в дороге, постоянно переезжая из одного места завоеванного государства в другое и лично наблюдая за безопасностью, спокойствием и настроением «своего народа», подразумевая под этим не только войско, но и местное население. И где бы Теодорих ни был в данный момент, к нему постоянно приезжали гонцы и посланцы, так что король все время был в курсе того, что происходило во всех уголках его владений, ничто не ускользало от его внимания. Приведу пример. Теодорих постановил весь урожай того года, который имелся на складах, считать военным налогом, но не конфисковал его. Он приказал своим снабженцам рассчитать провизию на зиму — и сделал это по справедливости, что весьма удивило местное население, потому что им было оставлено столько же еды, сколько и богатым гражданам. А некоторые простолюдины получили даже больше: это были обитатели тех лачуг, где стояли на постое наши войска; дополнительные продукты должны были компенсировать крестьянам доставленные им неудобства.
Думаю, вы согласитесь со мной: никогда еще ни один из прежних завоевателей не заботился так о народе Италии. И еще я совершенно точно знаю, что ни к одному завоевателю в истории не относились с таким доверием, почтением и зарождающейся любовью, как население Италии к Теодориху. Причем я имею в виду не только давно уже притесняемый простой народ. Так, например, высокородный Лентин, navarchus Адриатического флота, проделал путь от самой Аквилеи, чтобы навестить Теодориха и сделать ему дружеское предложение, которое оказалось для нас весьма полезным.
Пока Теодорих был занят размещением на завоеванных землях своих войск, введением нового законодательства и прочими делами, из которых складывается управление в военное время, генералу Эрдвику было приказано продолжать осаду Равенны, где скрывался Одоакр, — или установить там хоть частичную блокаду. Как я и предупреждал, окружавшие город болота не давали возможности поставить катапульты или же задействовать большое количество лучников. Поэтому Хердуик мог только развернуть свою пехоту тонкой длинной линией в окрестностях города, начиная с берега моря на севере, а затем вокруг Равенны до самого южного побережья. Наши войска не могли ничего сделать, только стоять там и мешать доставлять провизию в город по идущей через болота дороге, по самим болотам, по притоку реки Падуе (он впадал, протекая опять же среди этих болот, в море) или же по Виа Попилиа [100] , которая шла с севера на юг вдоль побережья Равенны. Лишь изредка скучающие лучники подбирались поближе к стенам города, чтобы обстрелять его обычными стрелами или стрелами с огненными наконечниками и нарушить монотонность этой, как бы лучше выразиться, видимости блокады. Между прочим, я с самого начала предупреждал о бесполезности такой блокады: наверняка наши враги самодовольно ухмылялись и откровенно насмехались над нами, ибо прекрасно понимали, что эти обстрелы вызваны досадой и бессилием. Те, кто по приказу Хердуика вел наблюдение за морем, докладывали, что по крайней мере раз в неделю торговое судно или караван галер подходили через Адриатическое море к Классису, морскому порту Равенны, где их неторопливо разгружали. С этим мы ничего не могли поделать, поскольку даже не знали, откуда прибывают эти корабли.
100
От лат. Via Popilia (Попилиева дорога).
— Абсолютно точно не из тех портов, которые находятся под моим командованием, — заявил Лентин офицерам, собравшимся в praetorium Медиолана. И продолжил с приятным венецианским акцентом: — Честное слово, Теозорик, эти корабли не из Аквилеи, Альтина или Аримина. Да, я не дал вам военных кораблей для завоевания, но точно я не дам их и Одоакру для защиты.
— Я знаю об этом, — кивнул Теодорих, — и очень уважаю тебя за соблюдение нейтралитета.
Я сказал:
— Мы вынуждены допустить, что даже потерпевший неудачу и потерявший доверие бывший правитель должен иметь по крайней мере хоть горстку твердолобых помощников. Я подозреваю, что его снабжает какая-то группировка сторонников, которые скрылись далеко за морем, возможно, даже в Далмации, а то и на Сицилии.
— Или, — заметил прямолинейный старый Соа, — Одоакра поддерживают какие-нибудь живущие в изгнании римляне, которые по какой-то причине желают сохранить status quo ante [101] . Удивительно, сколько людей, которые уже давно покинули свою родину, могут так рьяно вмешиваться в ее дела издали.
— Ну, я-то по моральным причинам воздерживаюсь от вмешательства, — сказал Лентин. — Ты знаешь, Теозорик, что я соблюдаю нейтралитет, а потому не могу предоставить вам какие-нибудь римские суда, однако ничто не запрещает мне предложить тебе построить свой собственный флот.
101
Состояние, бывшее прежде (лат.).
— Это предложение я с радостью принимаю, — ответил Теодорих с улыбкой. — Но бьюсь об заклад, никто из моих людей ничего не знает о строительстве кораблей.
— Может, и так, — легко согласился Лентин, — зато я в этом прекрасно разбираюсь.
Улыбка Теодориха стала еще шире.
— Ты поможешь нам построить военные суда?
— Не военные, нет. Это было бы нарушением нейтралитета. И к тому же на это ушли бы годы. Все, что тебе требуется на самом деле, — это большие ящики, которыми можно управлять при помощи кормила и весел, чтобы держаться поблизости от гавани Равенны. Их должно быть достаточно, чтобы вместить вооруженных воинов, способных воспрепятствовать приближению кораблей. Конечно, у тебя найдутся умелые столяры и кузнецы. Собери их поскорее, а я отведу их по Виа Эмилиа на верфи в Аримин и покажу, что надо делать.
— Да будет так! — воскликнул Теодорих — теперь уже радостно — и отправил генералов Питцу и Иббу срочно собрать ремесленников.
Эти приготовления для новой осады Равенны еще не были закончены, когда наступила весна. Примерно в это же время прибыл быстрый, словно дельфин, корабль Лентина из Константинополя с греческим посланцем на борту. Он доставил последние новости из Восточной империи. Зенон наконец умер, и его приемником в Пурпурном дворце стал некто по имени Анастасий. Этот человек был почти таким же старым, как и сам Зенон, и прежде выполнял обязанности всего лишь младшего чиновника в имперской сокровищнице, ничем особо не выделяясь на этой службе. Однако его лично выбрала преемником императора вдова Зенона, базилиса Ариадна; в качестве платы за то, что она для него сделала, Ариадна потребовала от Анастасия, чтобы он сразу же после провозглашения его императором немедленно на ней женился.