Хищник
Шрифт:
— Ага, — Мята кивнул со страдальческой гримасой, засунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой непослушными пальцами, выпустил клуб дыма и уныло проговорил. — Все помню. Мы ждали лоха, которому подписались в задницу шприц вставить с радиоактивной бодягой, а потом появился этот бычара и сделал нас, как пацанов.
— Не понял, кто кого оприходовал, мы его или он нас?
— Перепало нам. Удивляюсь, почему он тебе биту в одно интимное место не засунул? У него на лице появилось странное, я бы сказал, даже задумчивое выражение, когда ты дважды
— Ты это, Мята, понятнее как-то выражайся, не в кино, в натуре, блин!
— Гоблин, это у меня от сотрясения мозгов. Щас, скажу внятно. Короче, этот кабан и не лох вовсе, а какой-нибудь спецназ или десантура, ему было нас сделать, как два пальца об асфальт. Я только и увидел, как ты на него дубьем замахнулся, а дальше смотрю, уже стену таранишь. Гном со своей ржавой цепурой в сторону летит, а я со стенкой обнимаюсь.
— Нехило!
— Вот именно, подставили нас, как лохов, могли бы намекнуть, что чухан серьезный — рельсы о лоб гнет.
— Ясно, — тяжело выдохнул Гоблин. — Ты этому придурку, Гному, скажи, что мы на такое не подписывались, надо бы заново все перетереть, пусть бабок добавляют на лечение.
— Он слышит, щас сопли подотрет и сам ответит. Гном, слыхал базар? Давай, звони Шилу и поясни — пацаны серьезно пострадали и требуют добавки на лечение…
— Позвоню, — Гном сел, и Гоблин на самом деле убедился, что тот плакал. Это было удивительное зрелище. Здоровый мужик метр девяносто, весом около ста килограмм, а на лице слезы. — Только оклемаюсь слегка. Как он меня приложил, падла!
— Ты чего расхныкался?
— Закрой хлебало, Гоблин! — Гном вытер слезы, размазывая их по лицу. — Он мне нос сломал, я и сейчас чувствую, как там косточки трещат. Только трону — хруст! Он же у меня теперь кривой срастется, а дышать, я как буду? Это ж задохнуться можно, ночью засну и не проснусь, так и не пойму, что помер. Раз и жмурик!!! Вот бычара гнилой. У меня так дядя во сне умер, он боксер был…
— Ты не бойся, пацан, — Гоблин заговорил по-отечески, с добротой. Умел он успокаивать, все-таки на пару лет был старше, да и чувствовал, парень на взводе, еще немного и драки не избежать, а когда Гнома клинит, то с ним рядом лучше не стоять. — Щас такие мастера есть, что любой нос починят. Сделают твой рубильник, лучше старого будет, К нормальным хирургам знаменитости в очередь стоят, кто сиськи себе делает, кто губы, а кто — нос. Только бабки нужны…
— Где же их взять?
— Так пусть Шило платит, так сказать компенсацию за потерю здоровья.
— Мята, ты опять базаришь не по-русски — яснее толкуй.
— Убираться надо отсюда, пока люди на работу не пошли, а то еще кто-нибудь ментам стуканет, и точно загремим в обезьянник.
— Вы мне встать помогите, а то я не могу, он мне почки отбил…
— Щас разбежались, размечтался, Гном, — ухмыльнулся Мята. — Ты нас в эту лабуду втравил, так тебя еще и на носилках таскать?
— Вы сами
— А че тут думать, трясти надо, — Гоблин встал и подал руку Мяте. — Шилу звони и рассказывай, как клиент нас по стенке размазал, и есть предьява, что он знал, где мы на него ломанемся. Я, если бью, то всегда попадаю, а лошара увернулся — значит, ждал.
— Ты чего? — недоуменно уставился на него Гном. — У тебя совсем крыша поехала? Скажи — кто знал, что мы здесь обоснуемся? И даже если так — как чухан мог увернуться? Ты же сам только что базарил, что не промахиваешься, и мне это известно и Мяте…
— В натуре, — Гоблин озадачено потер лицо, посмотрел на кровь на руке, зло сплюнул и прошипел. — А все равно чую, кто-то капнул бычаре, что мы его здесь ждем. Так что с твоего заказчика еще пару штук зелени за риск. Звони.
— Да я позвоню, только вопрос имеется: мы шприц лошарику воткнули или он нам его? Я-то не помню ничего, вырубился сразу.
Гоблин лизнул расцарапанную руку и озадаченно посмотрел на приятелей.
— Слышь, а действительно мы ему воткнули или как? Мята, ты помнишь? Он вроде у тебя был.
— Не боись, братва, успел я его уколоть, пока он вас по стене размазывал, правда, сколько в него попало, не знаю, игла согнулась, а дальше сам ничего не помню. Здесь должен быть где-то, — Мята опустился на четвереньки и пополз по двору, глядя на землю. Беречь одежду смысла не было, она у всех троих превратилась в грязные окровавленные тряпки. — Во, нашел! — торжествующе вскинул руку, в которой оказался зажат пластиковый одноразовый шприц с погнутой иглой, в прозрачном цилиндрике плескалась зеленоватая жидкость. — Он самый, половины бодяги нет, и игла кривая.
— Ты Шилу звони, Гном, — распорядился Гоблин. — Скажи, клиента оприходовали, как обещали в полном объеме, но есть накладки. Бычара оказался круче любого перца, поэтому понесли незапланированные потери, их требуется возместить парой кусков зелени.
— Ну, ты даешь! — искренне восхитился Гном, и тут же с оханьем схватился за нос. — Умеешь базар держать! Щас отзвонюсь.
Он вытащил сотовый телефон и выругался, корпус оказался раздавлен.
— Братва, у меня трубка накрылась, эта сволочь его ногой долбанула!
— Звони с моего, — Мята подал свой телефон. Гном переставил «симку» и позвонил, повторил все, как научил Гоблин, потом долго слушал ответ и при этом улыбался так, словно ему только что предложили миллион долларов.
— Ты чего лыбишься? — удивился Гоблин. — Чего прыщ базарит?
— Нормально, пацаны, — Гном потряс телефоном. — Шило сказал: они нам проверку устроили на профпригодность, и мы ее прошли. Вечером ждут в доме за городом, нас туда отвезут, крутой пахан — почти смотрящий — с нами о жизни толковать станет.