Хищники
Шрифт:
Маттерс огляделся вокруг и наконец увидел своего командира на высоте, на кормовой надстройке баржи. Он еще не спустился.
Фревен указал на Трентона, находившегося в укрытии, и жестом дал понять, что его надо схватить.
Маттерс перевел дыхание и качнул головой.
Затем он заглянул в узкую воронку, чтобы убедиться, что Трентон их увидел. Он следил за всем происходящим. Одним движением он выпрямился, огляделся вокруг, а потом стал наблюдать за Маттерсом и Фревеном, не скрывая своего неистового гнева. Он выскочил из своего укрытия и помчался по пляжу, изрешеченному
Фревен прыгнул на землю, перекатился несколько раз и укрылся за грудой металлических обломков, прислонившись спиной к куску обшивки баржи, вырванному из корпуса разорвавшейся миной. Он был всего в десяти метрах от своего сержанта.
Взрыв поднял столб воды, который обрушился на людей в виде дождя.
— Живым! — орал лейтенант.
— Что? — кричал Маттерс сорванным от волнения голосом.
— Взять его живым! — повторил Фревен.
— Но почему?
Фревен сморщился, раздосадованный тем, что никак не может объяснить свой приказ подчиненному.
Он повторил последний раз, и Маттерс четко услышал: «…схватить Трентона живым!» Лейтенант поменял свой план. Он что-то знал, о чем Маттерс не подозревал. Значит, на барже что-то произошло до того, как он бежал.
Маттерс прогнал эту мысль и сосредоточился на том, что надо делать. Он сам попал в ловушку.
И он должен схватить Квентина Трентона. Живым.
13
Залпы пушек «Чайки» ощущались как электрический ток, передающийся от стены к стене корпуса судна, прежде чем опуститься в глубины трюмов. Энн Доусон чувствовала вибрацию в каблуках, которая затем устремлялась по ногам вверх, заставляя топорщиться светлый пушок на ее руках. Они обстреливали берег уже несколько часов.
Помещение медсанчасти, где она пережидала обстрел вместе с несколькими медсестрами и тремя врачами, служило складом для перевязочного материала, медикаментов и хирургических инструментов, которые вскоре предстоит доставить на берег. Четверо солдат, лежащих в кроватях, смотрели в потолок. Двое из них ночью покалечились собственными штыками. У третьего началось кататоническое расстройство. Последний нализался так, что сделался тяжелобольным. Все четверо должны будут предстать перед военно-полевым судом. Все боялись смертного приговора. Однако по их глазам Энн догадывалась, что в этот момент они думают не о себе, а о своих товарищах. О тех, кто отважно, с бараньей покорностью, безумно и беззаботно оказались на этих пляжах, раскрытых, как книга Судьбы, где пули, выданные парками, должны были перебить нити их жизни.
Она разжала зубы, перестав стискивать челюсти, что помогало ей бороться с тревогой. Передал ли сержант ее сообщение лейтенанту? Удалось ли тому благополучно высадиться? Или его достала вражеская пуля? До нее не доходила никакая информация, медицинское подразделение получило приказ ждать, пока роты не окажутся на месте и не займут приготовленные для них базы. Это могло занять несколько часов, или, что гораздо хуже, их высадка могла быть отменена, если штурм не удастся. Тогда тысячи людей останутся
Ночью Энн не сомкнула глаз. Напряжение достигло такой степени, что было невозможно уснуть.
После полудня, перед самым отплытием, ей все-таки удалось переубедить ответственного за распределение медиков офицера и попасть на «Чайку». К счастью, все устроилось, как Энн хотела.
Морской переход проходил спокойно. Корабль мирно гудел, как перед бурей. Тревогу объявили ночью, но это оказалась ложная тревога. Энн так считала до того момента, как она рано утром нашла Фревена и его помощника. У них появился подозреваемый, Квентин Трентон, из третьего взвода роты Рейвен.
Перед самым огневым рассветом Энн узнала о Гевине Томерсе, солдате из роты Альто. Среди людей распространилась новость: поздно ночью он покончил с собой. Энн вспомнила о тревоге. Об отсутствии в каюте Фревена, об испуге Кевина Маттерса. Он продолжал действовать. Гевин Томерс не покончил собой. Он был убит.
Она обдумала все это за десять минут до того, как, схватив один вещмешок с перевязочным материалом, дозами морфия, сказала своему начальнику:
— Я хочу последний раз убедиться, что у медиков, которые должны высадиться вместе с войсками, достаточно медикаментов.
Не давая ему возможности протестовать, она хлопнула дверью и направилась в большую столовую, где помещался третий взвод роты Рейвен. Для начала сделала глубокий вздох, чтобы придать себе уверенности.
…Сотни людей покачивались в своих подвесных койках или тихо беседовали, сидя на поставленных в углу походных кроватях. В течение минуты после ее появления к женщине обратились взгляды всех мужчин. Многие засвистели, и два офицера прикрикнули на солдат, как на собак. Ропот понемногу стих. Энн искала в толпе тех, у кого на каске или на рукаве был красный крест. Касок еще никто не надел, но в углу она заметила две белые повязки с красным крестом. Приближаясь к медбратьям, она поздоровалась.
— Я хочу убедиться, что у вас есть все, что нужно. Компрессы, морфий, бинты?
Два медбрата дружно закивали.
— Есть все, кроме поцелуя на удачу, — проговорил старший.
— Я уверена, твой товарищ поцелует тебя, — парировала Энн, не смутившись. — Вы из какого взвода?
— Вы назначаете свидание?
— Если не успокоишься, напишу на тебя рапорт! — заявила она, смягчив свою угрозу очаровательной улыбкой.
— Второй и третий взводы, рота Альто.
— Спасибо, мужества вам, ребята.
Она отошла, игнорируя сальную шуточку медбрата, и заметила другого мужчину с повязкой. Энн его окликнула и указала на свой вещмешок:
— Нужен дополнительный материал?
— Всего полно, спасибо.
— О’кей, принято. Какой взвод?
— Третий.
— Из роты Рейвен?
Медбрат кивнул. Он был очень симпатичный, с зелеными пронзительными глазами.
Энн убедилась, что поблизости никого нет, и наклонилась к нему:
— Медики обеспокоены, как бы самоубийство Гевина Томерса не деморализовало солдат.