Хитросплетения (Сборник рассказов)
Шрифт:
Он скомкал анонимное письмо и бросил далеко от себя.
— Обычно, — продолжил он, — анонимщиками являются женщины, озлобленные, страдающие от неудовлетворенности жизнью. Иногда эти женщины частично невменяемы. Эта же была абсолютно в здравом уме. Единственное, отчего она писала эти письма, так из скуки. И поскольку председатель заметил ей, что это является недостаточным основанием, я вспоминаю ее ответ: «Мне нужны эмоции».
— Я не понимаю, — сказала Жюльетта.
— Да нет же, — сказал Марсель, — понять можно… Я хорошо представляю какую-нибудь женщину, затерянную в коробке, вроде нашей, где она
— Как это странно! — проговорила Жюльетта.
— Она тщательно оттачивает свой почерк, — продолжает адвокат. — Ей нужно добиться букв чистых, гладких, как лезвия. Когда хотят погубить счастье, ударить нужно один-единственный раз по самую рукоять. Затем она пробует все более и более краткие формулировки. Она дрожит от возбуждения. Оружие ее готово… О! Все это прекрасно связано одно с другим. Для какого-нибудь адвоката это пустяковое дело… Свое первое письмо она бросает в почтовый ящик почти наугад. Он настолько беззащитен, почтовый ящик. На маленькой дверце его есть визитная карточка: «Господин и госпожа Дюран». В общем, приглашение!.. Теперь начинаются самые острые, радостные ощущения! Речь идет о том, чтобы незаметно следить за ящиком. Есть! Письмо взято. На следующий день консьержа спрашивают с равнодушным видом:
— Я не видела госпожу Дюран. Она в отъезде?
— Она плохо себя чувствует, — отвечает вахтер. — Среди ночи вызывали врача.
Нужно опереться спиной о стену. День проходит как сон. О Дюранах думают с некоторого рода дружелюбием. Начинают следить за ними. Он выглядит озабоченным; у нее синяки под глазами. Может быть, второе письмо ускорит ход вещей?.. Каких вещей? Этого не знают. Воображение начинает работать, возникают картины, это как наркотик. Думают об этом, совершая свой туалет, делая покупки, готовя обед на кухне, моя посуду, ведя хозяйство… Больше уже никогда человек не остается один. «Значит, он, наверное, должен ей сказать… А она ему отвечает…» Сцены следуют одна за другой, то трогательные, то трагические…
— Да ты произносишь речь защитника! — прервала его Жюльетта.
— Это верно. Я увлекаюсь. Это такой любопытный случай.
— Но ты все же не получишь, наверное, оправдательного приговора?
— Кто знает? Я вижу столько способов привлечь внимание суда! Если уж на то пошло, анонимщик является, возможно, лишь несчастным существом!
Марсель начал раздеваться.
— Не хочешь поесть? — спросила Жюльетта.
— Нет, спасибо. Я немного устал, а завтра я должен быть в Валансьенне до полудня. Давай, дорогая, больше не думай об этом письме. А если придут другие, сожги их!
На следующий день Жюльетта проснулась поздно. Еще один долгий день. Нужно закончить небольшую стирку, если не возвратится домработница. А потом?..
Она зевнула, встала, уже уставшая. Ей бы надо написать своей сестре, но переписка так утомляла ее! Тем не менее она открыла секретер, вырвала из блокнота листок.
Что ей сказать? Рассказать ей эпизод с анонимным письмом?
Жюльетта немного помечтала. Потом она взяла свою шариковую ручку и машинально начала чертить линии, штрихи. Дыхание ее становилось все ускореннее. «ВАШ…» Как это просто! «ВАШ МУЖ!..»
«Нет. Не могу я сделать этого…» У нее было впечатление, что она с кем-то борется. Как будто переступает черту дозволенного. Но начало сладостное. «ВАШ МУЖ ИЗМЕНЯЕТ ВАМ…» Она вовремя спохватилась, аккуратно сожгла листок, затем пространно написала сестре с каким-то воодушевлением, которому сама удивилась. И все утро она чувствовала, как в ней поднималась легкая лихорадка от радости, стыда и желания. После обеда, отправленного на угол стола, она невольно повела себя иначе, чем раньше, ей на смену пришла другая Жюльетта, незнакомка, встретиться с которой в зеркале ей бы не хотелось. Шариковая ручка… бумага… конверт… аккуратно разложены перед ней, словно хирургические инструменты…
«ВАШ МУЖ…» Она снова начала и взяла линейку, чтобы провести каждую вертикальную черточку у букв. «ВАШ МУЖ ИЗМЕНЯЕТ ВАМ…» Оставалось лишь воссоздать текст письма, полученного накануне. Это было кратко и до жути действенно. Она продлевала удовольствие, доводила его до предела. Когда она завершила, то приготовила себе чашечку кофе, чтобы встряхнуться. Она даже не заметила, что дождь хлестал по окнам. Она была вне времени, вне жизни.
Она дождалась четырех часов дня в состоянии какой-то изумленной сосредоточенности. Четыре часа, пожалуй, наилучший момент: в подъезде почти прекратилась ходьба взад-вперед. Прислушиваясь, она на цыпочках спустилась на первый этаж и бросила письмо в почтовый ящик Вошеров. Она почувствовала такую слабость, что вынуждена была прислониться к стенке лифта. Она растянулась на диване, чтобы выкурить сигарету, но заснула, как после занятий любовью.
Информацию она получила на следующий день из газеты:
«БОЛЕЗНЬ МНОГОЭТАЖЕК ПРОДОЛЖАЕТ ПОРАЖАТЬ
Прошлой ночью молодая женщина, госпожа Вошер, покончила жизнь самоубийством, проглотив сильную дозу барбитуранта. Полиция ведет расследование. Никакой конкретной причиной, похоже, нельзя объяснить поступка несчастной…»
Жены
Антуан Бьевр успел лишь нагнуться: большая ваза в восточном стиле разбилась о стену, чуть не задев его.
— Умоляю тебя, Жаклин!
Но Жаклин схватила уже бронзовую статуэтку. Антуан побежал к двери. Едва он успел ее закрыть, как филенка треснула под ударом. Он запер на задвижку. Жаклин барабанила кулаками с другой стороны:
— Открой, если не трус!
— Жаклин, малышка моя!
— Повтори это, и я выломаю дверь.
Они только что порвали друг с другом после двух лет страсти, которая должна была закончиться свадьбой. А потом в последний момент, когда все было готово для церемонии, Антуан уклонился, и теперь из-за закрытой двери они обменивались последними объяснениями или скорее Жаклин выражала в своей бурной манере последние угрозы, покуда Антуан вытирал себе шею и лоб.