Хитросплетения (Сборник рассказов)
Шрифт:
Сесиль смотрела на это поднятое к ней лицо, на гладкий лоб, который не омрачит, наверное, никогда никакая забота, на горячие, поблескивающие глаза, в которых отражались две задумчивые Сесили. Она прикрыла их своими ладонями, невольно наклонилась и нежно прошептала:
— Да… Едем.
Тогда-то Морис и показал себя. Одежда, обувь, белье жены. («Оставь, оставь: это мужская работа!») втискивались в чемоданы, которые моментально с силой закрывались, а он комментировал:
— Пятьсот верст. Сегодня уже приедем на место. Заметь, я не знаю тех мест… Это в сторону Леже, какая-то заброшенная дыра, в
Они поехали. Морис все время разговаривал, нервно смеялся, и Сесиль спрашивала себя, не выпили они ли с дядей Жюльеном. Не в правилах Мориса перемалывать одни и те же истории, которые она знала наизусть: романтическая встреча Мадлен де Форланж и Жюльена Меденака, безумная страсть графини, разрыв со своей семьей и — семь лет спустя — смерть Мадлен на Канарских островах от перитонита… Все это она знала. Для Мориса дядюшка Жюльен оставался каким- то богом. У нее создалось впечатление, что ее муж старается во всем ему подражать. Бедняга Морис! Как далеко ему до того Жюльена, ради которого женщина пожертвовала всем.
— Он сильно любил свою жену? — спросила она.
Морис, ошарашенный, посмотрел на нее.
— Кто?
— Твой дядя.
— Ты такие вопросы задаешь! Конечно, он ее сильно любил. Для того, чтобы такому мужчине, как он, приехать и заживо себя похоронить в этом вандейском замке, нужно испытывать глубокие чувства, тебе не кажется?
— Но он продолжал разъезжать?
— Ясное дело. Когда одиночество начинало слишком давить, он сматывался. Вполне естественно. Подумай, ведь он жил в обществе только своей прислуги!
— А ты что бы делал на его месте?
— Дурочка ты, малышка Сесиль. На его месте…
Морис, всматриваясь в дорогу, пожал плечами.
— Я бы очень хотел там оказаться, на его месте. — Он тут же продолжил: — Нет, не так. По сути, он не был счастлив… Этим утром он показался мне странным… как будто человек, с которого уже довольно этой бесцельной жизни. Даже не представляешь, как он постарел и похудел. Наверное, отъезд Агерезов нанес ему удар.
— Ему достаточно все продать и обосноваться в Каннах или Италии. Там по крайней мере он сможет общаться с людьми.
— Продать что?.. Я тебе уже объяснил, что ему ничего не принадлежит. Он получает доход, что уже неплохо. Но замок остается у Форланжей. Нормально?
— О да!
— Он не может даже подсвечника продать.
— Если он уедет надолго, мы вынуждены будем там обосноваться? — спросила Сесиль.
— Это меня бы удивило. Он попутешествует недели две-три, а потом вернется. У него свои привычки. Он уже не такой молодой.
Морис на какое-то время замолчал, Сесиль думала. Три недели! А потом?.. Она понемногу тупела от автомобильной качки. Она попыталась вновь завести разговор.
— Если бы не собака, он бы нас не пригласил.
— С твоей стороны нехорошо так говорить, — возразил Морис. — Он славный мужик — Жюльен. Не будешь же ты упрекать его в том, что он любит свою собаку?
Сесиль больше не слушала его. Она поддалась глубокой усталости, которая, возможно, больше не оставит ее. «Нелюбовь, — подумала она. — Нелюбовь… Откуда появилось это странное слово?» Она задремала.
Проснулась она от ощущения свежести. Морис вышел из машины и изучал карту при свете фар. Сесиль даже вскрикнула, когда захотела распрямиться. Спина напряглась и скрючилась, как лиана, и все суставы хрустели. Коснувшись ногами земли, она чуть не упала.
— Отлично, — сказал Морис. — Я подумывал, покажешься ты или нет. Ты знаешь, мы приехали. Или почти приехали… Вот уже двадцать минут, как я кручусь вокруг Леже и не найду дороги. Замок где-то здесь.
Он сложил карту. Как в театре теней, стала вырисовываться колокольня, а тишина стояла такая, что шаги раздавались на каменистой дороге, словно под сводами собора. Сесиль стало холодно, и, если бы не Морис, она бы испугалась. Она всегда жила в городе, ночные звуки которого ей нравились. Здесь же перед ней простирался какой-то иной мир, границы которого она пересекла во сне, и все ее привычные ориентиры исчезли. Она поспешила сесть обратно в автомобиль. Морис выехал на грунтовую дорогу, по которой его малолитражка покатилась, переваливаясь с боку на бок. Время от времени лесная поросль скребла по дверцам своими ветвями. Какой-то зверь отскочил в мягком потоке света, качавшемся перед машиной.
— Кто это?
— Кролик, наверное, — ответил Морис. — В этих местах полно дичи… Ты проголодалась?
— Нет. А ты?
— Я тем более.
Дорога стала подниматься вверх. Фары высветили густую листву позади стены, над ней сверкали куски стекла.
— Парк, — сказал Морис. Медленно проплывала стена, черного маслянистого цвета, увитая плющом. Дорога терялась под ковром опавших листьев.
В тени листвы, медленно колышущейся, словно клубы дыма, мерцали большущие звезды. Сесиль молчала, продрогнув до костей. А стена все тянулась, увенчанная искорками и как бы опоясанная электрическими огнями. Морис, похоже, испытывал то же ощущение, что и Сесиль, так как проговорил:
— Бедный Жюльен! Должно быть, не часто он здесь веселился!
Дорога вильнула в сторону, и появилась решетка ворот, монументальная, с украшениями, не совсем уместная в чаще лесов и зарослей. Морис затормозил и вытащил из «бардачка» тяжелую, словно гиря, связку ключей.
— Боюсь, это надолго! — пошутил он.
Но он сразу же нашел нужный ключ и, потянув изо всех сил, открыл железные ворота. Автомобиль въехал на аллею, и фары высветили в глубине безжизненный фасад замка.
— Неплохо! — сказал Морис. — Действительно, неплохо… Слишком симметрично… Еще чуть-чуть — и напоминало бы казармы… Проснись, графиня. Вот ты и в своих владениях!
Он закрыл решетку ворот и вновь занял свое место за рулем. Сесиль показала на низкое здание слева.
— Что это такое?
— Судя по дядиному наброску, — объяснил Морис, — это старинные конюшни; Агерезы жили там, видишь, с краю… та часть, перестроенная под флигель… Остальное не знаю… Какие-то подсобные помещения, гаражи…