Хитрости эльфийской политологии
Шрифт:
— Таниэль Патрисеа Лунная на самом деле юная мерцающая Фанисисерус Мак-аш-Дак.
Лицо императора застыло, но он быстро справился с удивлением и холодно уточнил:
— Насколько юная?
— Достаточно, чтобы предложить твоей жене безумный план, — это было как раз то, о чем я хотел сказать ему, до того, как решил сменить тему и перешел с личного на дела государственные.
— Ты о чем-то догадался? — Владиэль впился в меня цепким взглядом.
— Не для кого не секрет, как сильно Елинэль мечтает о ребенке. Таниэль сама еще совсем недавно вышла из детского
— Что значит успела? Не ты ли мне только что сказал, что до совершеннолетия без сопровождения родителей или старших родственников их из Чащи Лис не выпускают.
— Это не мешает им сбегать, если они считают себя достаточно взрослыми, чтобы начать жить самостоятельно. При этом их не особо ищут.
— То есть когда она появилась во дворце…
— Да. До совершеннолетие ей было еще далеко.
Владиэль помолчал, обдумывая все услышанное, потом снова поднял на меня глаза и спокойно уточнил:
— Так о каком плане ты говорил?
— Одна — достаточно отчаявшаяся, чтобы ухватиться за любой, даже самый бредовый план, вторая — достаточно юная и дерзкая, чтобы придумать что-нибудь не особо разумное, но неожиданное. То, что на самом деле может сработать. Как я уже сказал, твоя супруга мечтает о ребенке, и, судя по всему, мерцающая, по собственной вине лишенная тепла семейного очага, прониклась к ней симпатией и предложила заставить тебя ревновать, тем самым ослабив бдительность, а потом провести наступление сразу по двум фронтам. Ведь знаешь, твоя супруга была бы рада даже бастарду.
— Не верю, что они могли так со мной поступить.
— Но ты ведь мог… — я пожалел об эти словах, как только они сорвались с моих губ. Но сейчас я взывал не к императору, а к другу. Поэтому и сказал то, что сказал.
— Что-то ты сам не спешишь обзавестись семьей и потомством, — ядовито бросил в мою сторону Владиэль.
— Ты почти вдвое старше.
— Для нашего народа это такие мелочи!
— Для народа — может быть, а вот для твоих женщин — вряд ли.
Леди Таниэль впорхнула в комнату и выглядела в этот момент настолько очаровательно, что даже я засмотрелся. А ведь я всегда считал себя невосприимчивым к женским чарам. Владиэль потребовал её к себе, как только я закончил свой рассказ о том, что произошло в нашем мире за последнее время. Он слушал с каменным лицом. Это была его отличительная черта. Император никогда не выказывал явных признаков удивления, даже если ему сообщали о чем-то по-настоящему неслыханном. Вот и сейчас мой рассказ о деятельности в нашем мире психолога-иномирца внешне, казалось, не произвел на него особого впечатления. Я по личному опыту знал, насколько обманчивым может быть такое его поведение.
— Вы хотели меня видеть, мой император? — пропела светлая леди и ничем не выдала своего смущения. Хотя любая бы стушевалась под нашими пристальными взглядами.
— Да, юная леди, — ответствовал ей Владиэль и взмахом руки материализовал рядом с нашим столом третье кресло.
Девушка не потрудилась в него опуститься. Подошла сзади, оперлась одной рукой на высокую спинку и склонила голову к плечу, улыбаясь тепло и приветливо.
Интересно, почему она не позволила себе расслабиться в кресле. Что-то заподозрила? И чем нам с императором может грозить гнев и страх юной мерцающей? Они же, как я понял по поведению Ириргана, испугавшись, предпочитают нанести упредительный удар, даже если их предполагаемый противник в разы сильнее.
— Присаживайтесь, — с нажимом произнес Владиэль, но и в этот раз леди его не послушалась.
— Я в чем-то провинилась перед вами? — печально спросила она, глядя на императора трогательным взглядом лани.
— Нет. Но мне хотелось бы кое-что прояснить.
— Тогда я предпочитаю выслушать свой приговор стоя.
— Почему сразу приговор, моя леди? Разве есть повод судить вас и наказывать?
— Было бы желание, повод всегда найдется.
— Вы считаете, что я желаю видеть вас виновной?
Лучше бы мне не присутствовать при этом разговоре. Это личное. Только между ними двумя. Но, во-первых, никто меня не отпускал. Во-вторых, Владиэль, как и я сам, плохо себе представляет, что можно ожидать от этой чаровницы в свете открывшихся фактов. Поэтому правильно делает, что предпочитает пока не оставаться с ней наедине, и в случае её непредсказуемой реакции иметь дополнительную магическую поддержку с моей стороны.
— Так в чем меня обвиняют? — юная леди упрямо продолжала гнуть свою линию.
— Ни в чем, — твердо ответил ей император и перешел в наступление, — Просто мне бы хотелось увидеть тебя без мерцания до того, как мы пойдем к Еленэль и попробуем решить, как нам жить дальше.
Девушка застыла напротив него. Как только прозвучали слова о мерцании, глаза её перестали выражать что-либо. Идеальная живая маска. Я уже видел, как они их сбрасывают, но всякий раз где-то глубоко внутри словно оторопь берет. Она выглядела еще моложе, чем в мерцании. Совсем девчонка. В уголках глаз были наведены особые фигурные стрелки. Мне было прекрасно известно, что это природный рисунок кожи. Но, что интересно, у Ириргана они были несколько иной формы. Пестрого без его хвостатого мерцания я, к сожалению, не видел. Но все же рискну предположить, что эти рисунки у них по-своему индивидуальны. Хотя и не отказался бы сравнить их у представителей одной генеалогической ветви, например, у Ира и Ефимисюкеруса. Возможно, форма подкожного рисунка у них передается по наследству.
Последнее, что в ней изменилось, были сами глаза. Хотя, насколько помню, у того же Ириргана, они меняли цвет в первую очередь. Зрачок вытянулся, радужка сала ярко-желтой. Но даже теперь по взгляду этой юной особы было невозможно составить представление о её истинных чувствах.
— Если лорд император мне позволит, — начала она светским тоном, — Я бы хотела без проволочек покинуть дворец.
— Даже вещи не соберете? — вмешался я, осознанно пытаясь её спровоцировать.