Хитрости эльфийской политологии
Шрифт:
Разговор о собственных комплексах был самым трудным. Любому человеку было бы неприятно признаваться в чем-то подобном. Особенно тому, кто вроде как тебе очень сильно нравится, и в его глазах ты хочешь казаться особенно крутым и обалденным. Но Ир моими откровениями явно не проникся.
— Что-то я не заметил, чтобы ты особо комплексовал по этому поводу.
— Я просто хорошо маскируюсь.
— И другие свои чувства прячешь так же искусно?
Я снова отвернулся от мерцающего, посмотрел на потолок, а потом, не осознавая своих действий,
— Возможно.
— То есть признаний мне от тебя не дождаться, даже если ты на самом деле будешь что-то чувствовать?
Какой же он настырный! Догадываюсь, что мерцающий нахватался этого у меня, но мне-то от этого не легче!
— Только буду, Ир? — сам не ожидал от себя такого вопроса и что в моем голосе в этот момент прозвучит тоска, которой я раньше за собой не замечал.
— Хочешь сказать… — он взял меня за запястье, отвел руку от моего лица, придвинулся, чтобы склониться надо мной, и заглянул в глаза.
— Я не умею говорить о собственных чувствах, — признался я ему, — О чужих — сколько угодно. А о своих…
Ир оборвал неприятный для меня разговор поцелуем. И на этой позитивной ноте мы окончательно помирились. Мерцающий понял, что мной двигало и, надеюсь, простил. А я дал себе слово, что в самом ближайшем будущем постараюсь преодолеть свои застарелые комплексы и рассказать ему, что же я на самом деле к нему испытываю. Ох, уже сейчас предвкушаю, как же это будет непросто!
Глава семнадцатая
Только те, кто захочет проснуться
Андрей
Минут через тридцать за нами пришли. Мы с Иром даже задремать по второму кругу не успели. Из кровати нас вытаскивал Пестрый в уже знакомом мне человеческом мерцании. Готов поспорить, со стороны это выглядело довольно забавно, когда мальчишка лет четырнадцати ровняет и строит двух здоровенных лбов, таких, как мы с Иром. По-моему, Ир не просто так сверкал на него своими желтющими глазищами. Он явно за все годы, проведенные им в университете, отвык от общества деда, потому и готов был броситься на него в любой момент. Но тот легко и непринужденно игнорировал любое проявление недовольства со стороны внука. И никак не желал проникнуться мыслью, что Ирка изрядно смущен тем, в каком виде его дед, пусть и в мальчишеском своем образе, нас с ним застал. Признаться, меня это тоже несколько смущало. Правда, в отличие от мерцающего, у меня уже был опыт подобных неожиданных и не особо желанных встреч с родителями моих прошлых пассий.
Впихиваясь в джинсы, я краем глаза наблюдал за тем, как Ир сверкает глазами на Фиму, поэтому не удержался и спросил:
— И когда мы, наконец, увидим вас без мерцания?
— Когда-нибудь, — отмахнулся тот и снова начал целенаправленно доводить внука до точки кипения: — Ради кого, интересно, ты так прихорашиваешься? Императорских фрейлин кадрить собрался?
— Расчесать волосы и уложить их в обычную косу — это у нас теперь 'прихорашиваешься' называется? — прошипел в его стороны разгневанный Ир.
— Ирка, не ведись, — вмешался я, — Ведь явно же, что тебя на вшивость проверяют.
— Да, знаю я! — огрызнулся мерцающий и бросил уже деду, — Нашел время.
— На вшивость? — еще больше оживился Пестрый, повернулся ко мне и заинтересованно уточнил, — Это снова что-то из вашего сленга?
— Угу, — буркнул я, подозревая, что сейчас из-за моего невинного словесного оборота, Иру еще больше достанется. — Просто, так говориться.
— Ну, раз просто… — протянул мальчишка и бросил такой кровожадный взгляд на Иркину не до конца заплетенную косу, что его внук, поймавший этот взгляд в зеркале, замер на середине движения.
— Только попробуй, — угрожающе произнес он, — ты знаешь, что тут тебя уже никакая моя выдержка не спасет.
— Согласен. Запрещенный прием. Ты никогда не позволял лишний раз трогать твои волосы, — разочарованно фыркнул Фима, но не попытался разлохматить Иру прическу. Помолчал, потом выдал, наблюдая за внуком: — Должен же я был убедиться, что вы с Андреем все прояснили и ты, мой друг, не выкинешь что-нибудь в духе того заклинания правды, которое ты наслал на меня и еще полдюжины взрослых, помнишь такое?
Ир замялся. Я с интересом посмотрел на него. Мерцающий несколько раз глубоко вздохнул, явно пытаясь тем самым прийти в себя после общения с неугомонным дедом и успокоиться. Потом сказал, обращаясь к мальчишке уже более спокойным тоном:
— Тебе не кажется, что с тех пор я стал чуточку старше?
— Кажется. Но и проблемы у тебя теперь чуточку сложнее, — Фима выразительно посмотрел в мою сторону.
— Фима, — решился высказаться я, — по-моему, вы избрали не самый лучший способ убедиться во вменяемости внука. Если это кнут, то где пряник?
Старший мерцающий, уже готовый возразить, задумался. Пока он переваривал мои слова, его внук, наконец, справился со светлыми волосами своего эльфийского мерцания, оправил одежду и встал рядом со мной. Окинув нас обоих придирчивым взглядом, Фима вынес приговор:
— Недурно. А пряник будет после того, как ты подтвердишь действенность твоего метода по пробуждению наших детей.
— А если не подействует? — очень серьезно спросил я. У меня, действительно, имелись на этот счет нешуточные сомнения.
— Это будет… очень грустно, — произнес погрустневший мальчишка и тяжело вздохнул. — Мы бы могли и сами попробовать с этими твоими крестами работать, но испугались, что можем невзначай навредить. Я ведь не видел, как ты действовал с самого начала. Пришел только когда у тебя уже появился первый результат.
— Я знаю, — пробормотал и сам отвел глаза. Мне безумно не хотелось никого из них разочаровывать, к тому же, маленьких мерцающих мне на самом деле было жалко. Не бросать же их теперь на произвол судьбы. — Я постараюсь, — сказал я искренне.