Хижина дяди Тома, или Жизнь среди униженных
Шрифт:
– А разве у тебя нет мужа?
– Есть, но у него другой хозяин – злой, жестокий. Он не пускал мужа ко мне и день ото дня мучил его все больше и больше, грозил продать на Юг. С ним-то я, верно, уж никогда не увижусь.
Поверхностный наблюдатель мог бы подумать, что женщина относится с полным безразличием к разлуке с мужем, – так спокойно она обо всем этом рассказывала. Но глубокая тревога, таившаяся в ее больших темных глазах, свидетельствовала о другом.
– Куда же ты теперь пойдешь, бедняжка? – спросила миссис Берд.
– В Канаду… Только я не знаю, где она. Это очень далеко отсюда? – И женщина
– Несчастная! – вырвалось у той.
– Наверно, очень далеко?
– Гораздо дальше, чем ты себе представляешь, – сказала миссис Берд. – Но мы постараемся помочь тебе. Дина, постели ей у себя в комнате, к утру мы что-нибудь придумаем. А ты не тревожься, милочка, спи спокойно и положись на Господа Бога. Он защитит тебя.
Миссис Берд и ее муж вернулись в гостиную. Она села в качалку и стала медленно покачиваться, задумчиво глядя в камин. Мистер Берд шагал по комнате и бормотал себе под нос:
– Гм! Гм! Вот положение!
Наконец он остановился перед женой и сказал:
– Вот что, друг мой, ей придется уйти отсюда сегодня же ночью. Этот работорговец явится к нам завтра утром, по свежим следам. Будь она одна – полбеды, переждала бы как-нибудь, пока он не уедет, но ведь ребенка и силой не удержишь: высунет голову в окно или в дверь – и конец. В каком я окажусь положении, если их найдут здесь? Нет! Ее надо отправить отсюда сегодня же ночью.
– Ночью! Да как же так? Куда?
– Я знаю куда, – сказал сенатор, в раздумье берясь за сапоги.
Натянув один до половины, он обнял обеими руками колено и погрузился в глубокие размышления.
– Да, что и говорить, дело не из приятных! – И он снова потянул сапог за ушки, надел его, потом, взявшись за второй, стал сосредоточенно изучать узор на ковре. – А помочь надо, пропади они все пропадом! – Второй сапог был быстро надет, и сенатор подошел к окну.
Миссис Берд была женщина деликатная – женщина, которая никогда бы не позволила себе кольнуть кого-нибудь и сказать с упреком: «Ага! Что я вам говорила!» И сейчас, хотя для нее не было тайной, какой оборот приняли мысли мужа, она благоразумно молчала, сидя в качалке, и ждала, когда ее повелитель соблаговолит поделиться с ней своими соображениями.
– Видишь ли, в чем дело, – заговорил наконец мистер Берд, – один мой старый клиент, Ван-Тромп, отпустил всех своих рабов на волю, уехал из Кентукки и купил себе усадьбу милях в семи отсюда, вверх по реке. Она стоит в лесу, и туда без нужды никто не заглядывает, да и найти ее не так-то легко. Там эта женщина будет в полной безопасности. Но вся беда в том, что ночью ее туда никто не довезет, кроме меня.
– Почему? А Каджо? Ведь он прекрасный кучер.
– Да, верно, но реку придется дважды переезжать вброд, и второй переезд очень опасен. А я сотни раз проезжал там верхом и хорошо знаю это место. Словом, решено. Пусть Каджо часам к двенадцати подаст лошадей – только осторожно, без лишнего шума, – и я отвезу ее сам. Потом он доставит меня до ближайшей гостиницы, где можно захватить трехчасовой дилижанс на Колумбус, и все будет шито-крыто, точно я прямо из дому туда и приехал. А утром меня увидят на заседании… Но как же я буду себя чувствовать там после всего этого! А, ладно, делать нечего!
– Ты прислушался к голосу сердца, Джон, –
На глазах у маленькой женщины блеснули слезинки, и она была так хороша в эту минуту, что сенатор подумал: «Какой же я, должно быть, умный человек, если мною восторгается такое очаровательное существо!» Что же ему теперь оставалось делать? Пойти и распорядиться насчет экипажа. Впрочем, дойдя до двери, он остановился, снова подошел к жене и заговорил нерешительно:
– Не знаю, как ты к этому отнесешься, Мери, но у нас в комоде лежит столько вещей нашего… нашего маленького Генри. – И, сказав это, мистер Берд быстро повернулся и затворил за собой дверь.
Его жена вошла в комнату рядом со спальней, зажгла свечу на комоде, достала из шкатулки ключ, вставила его в замочную скважину верхнего ящика и задумалась. Оба мальчика, которые, как водится, следовали за матерью по пятам, молча уставились на нее.
Мать, читающая эту книгу! Скажи, разве в твоем доме нет такой шкатулки или такого ящика, коснуться которых для тебя равносильно тому, что снова разрыть маленькую могилку? Если нет, то какая же ты счастливая!
Миссис Берд медленно выдвинула ящик комода. Там лежали курточки всевозможных фасонов, передники, стопки чулок и даже пара протертых на носках башмачков, завернутых в бумагу. Рядом с башмачками – игрушечная лошадка, тележка, волчок и мячик – все памятные вещи, столько раз политые материнскими слезами. Миссис Берд опустилась на стул и, закрыв лицо ладонями, горько заплакала. Слезы текли у нее меж пальцев и капали в открытый ящик. Наплакавшись всласть, она подняла голову и начала торопливо отбирать из комода самые простенькие, самые крепкие вещи и связывать их в узел.
– Мама, – проговорил старший сын, осторожно трогая ее за руку, – ты и эти вещи хочешь отдать?
– Дорогие мои мальчики, – ответила она мягким, проникновенным голосом. – Наш любимый маленький Генри, наверно, смотрит на нас с небес и радуется, что мы так делаем. До сих пор я не могла заставить себя отдать его вещи просто так, кому-нибудь, но теперь их получит мать, еще более обездоленная, чем я, и да пошлет ей Господь свое благословение вместе с ними!
Есть в нашем мире прекрасные души, чьи горести оборачиваются благом для других людей; из чьих земных надежд, погребенных в могиле и политых жгучими слезами, как из семян вырастают цветы, целительные для разбитых сердец. Такова была и эта кроткая женщина, что сидела сейчас, медленно роняя слезы, и при свете свечи собирала для несчастной беглянки вещи, из которых каждая говорила ей об ее невозвратимой утрате.
Потом миссис Берд открыла гардероб, достала оттуда два-три платья, присела к своему рабочему столику, вооружилась иглой, ножницами и наперстком и, следуя совету мужа, принялась переделывать эти скромные наряды. Работа затянулась допоздна, и когда старинные часы, стоявшие в углу, пробили полночь, она услышала у дверей негромкий стук колес
– Мери, – сказал мистер Берд, входя в гостиную с перекинутым через руку плащом, – пойди разбуди ее. Пора ехать.
Миссис Берд наспех сложила приготовленные вещи в маленький сундучок и, поручив мужу отнести его в коляску, отправилась в комнату тетушки Дины.