Хижина
Шрифт:
Простота и душевность, с какой Иисус говорил о его детях, глубоко тронула Мака.
— Значит, они ушли?
Иисус отстранился от него и кивнул.
— Да, вернулись в свои сны, за исключением, разумеется, Мисси.
— А она… — начал Мак.
— Она была рада быть с тобой рядом, и еще она в восторге от того, что тебе лучше.
Маку было нелегко держать себя в руках. Иисус понял и сменил тему.
— Ну, как тебе понравилось общаться с Софией?
— София? А, так вот кто это был! — воскликнул Мак. Затем на его лице появилось
Иисус засмеялся.
— Нет, Мак. Нас только трое. София — это персонификация мудрости Папы.
— А, это как в Притчах, где мудрость изображают женщиной, которая ходит по улицам в поисках того, кто захочет ее выслушать?
— Да, это она.
— Но, — Мак замолчал, наклонившись, чтобы развязать шнурки на ботинках, — она кажется такой настоящей.
— Она очень даже настоящая, — ответил Иисус. Затем он огляделся по сторонам, словно думал, будто кто-то подсматривает за ними, и прошептал: — Она часть той тайны, которая окутывает Сарайю.
— Как я люблю Сарайю! — воскликнул Мак, распрямляясь, несколько удивленный собственной откровенностью.
— И я! — многозначительно отозвался Иисус.
Они вышли на берег и молча постояли, глядя на хижину.
— Встреча с Софией была ужасной и вместе с тем чудесной, — ответил Мак на заданный Иисусом в самом начале вопрос. Он вдруг понял, что солнце еще стоит высоко. — А сколько времени меня не было?
— Меньше пятнадцати минут. Не так уж долго. — Видя озадаченный взгляд Мака, Иисус прибавил: — Время, проведенное с Софией, течет не как нормальное время.
— Хм, — пробормотал Мак. — Сомневаюсь, что она хоть в чем-то нормальная.
— На самом деле, — начал Иисус и сделал паузу, чтобы запустить по воде последний камешек, — она-то как раз совершенно нормальная и очень простая. Но поскольку вы потерянные и независимые, вы привносите в нее массу сложностей, и в результате находите даже ее простоту запутанной.
— Значит, это я сложный, а она простая? Ничего себе! Весь мой мир перевернулся с ног на голову, — Мак уже сидел на бревне и снимал ботинки и носки, готовясь к прогулке в обратном направлении. — Можешь ты мне объяснить кое-что? Сейчас день в разгаре, а мои дети были там во сне? Как это получается? Здесь хоть что-нибудь происходит по- настоящему? Или я тоже сплю?
Иисус снова засмеялся.
— Хочешь знать, как это получается? Не спрашивай, Мак, закружится голова. Все это как-то связано со слиянием временных факторов. Скорее, это по части Сарайю. Время, как ты понимаешь, не является преградой для того, кто его создал. Можешь спросить у нее, если хочешь.
— Нет, наверное, я смогу обойтись и без этого вопроса. Мне просто стало любопытно.
— Ну а что касается вопроса: «Хоть что-нибудь здесь происходит по-настоящему?», то здесь все даже более настоящее, чем ты можешь себе представить, — Иисус выдержал паузу, чтобы Мак сосредоточился, — Правильный вопрос был бы: «Что именно настоящее?»
— Я прихожу к выводу, что не имею на этот счет ни малейшего понятия, — признался Мак.
— Все это стало бы менее «настоящим», если бы происходило во сне?
— Наверное, я был бы разочарован.
— Почему? Мак, там происходит гораздо больше, чем ты в состоянии воспринять. Позволь заверить, что все там более чем настоящее, гораздо более настоящее, чем жизнь, какой ты ее знаешь.
Мак колебался, но затем рискнул произнести:
— Одно по-прежнему беспокоит меня, насчет Мисси…
Иисус подошел и сел рядом на бревно. Мак подался вперед и уперся локтями в колени, глядя вниз, на гальку под ногами. Затем он договорил:
— Я все время думаю, как она была в той машине совсем одна, перепуганная…
Иисус придвинулся к нему, положил руку на плечо и легонько сжал. Сказал мягко:
— Мак, она не была одна. Я никогда не покидал ее, мы не расставались с ней ни на мгновение. Я не мог бы покинуть ее или тебя, точно так же, как не могу покинуть себя самого.
— А она знала, что ты с ней?
— Да, Мак, она знала. Не сразу, сначала страх был слишком силен, и она была потрясена. Ушло несколько часов на дорогу от лагерной стоянки до этого места. Однако Сарайю окутывала ее, и Мисси успокоилась. А долгая поездка дала нам возможность поговорить.
Мак силился осмыслить услышанное. Он был не в состоянии произнести ни слова.
— Пусть ей всего шесть лет, но мы с Мисси друзья. Мы разговариваем. Она понятия не имела, что произойдет. На самом деле она больше переживала о тебе и остальных, понимая, что вы никак не можете ее найти. Она молилась за вас, за спокойствие вашей души.
Мак зарыдал, слезы снова покатились по его щекам. На этот раз он не пытался их скрывать. Иисус мягко притянул его к себе и заключил в объятия.
— Мак, не думаю, что тебе нужно знать все подробности. Я уверен, они ничем не помогут. Могу сказать только, что не было такого мига, когда я не был бы с ней рядом. Она была умиротворенной, и ты гордился бы ею. Она была такой храброй!
Слезы лились по-прежнему, но сейчас Мак понимал, что это уже другие слезы. Он больше не был одинок. Без всякого смущения он рыдал на плече человека, любить которого был рожден. С каждым всхлипом он ощущал, как напряжение скатывается с него, сменяясь глубинным ощущением освобождения. Наконец он набрал полные легкие воздуха, судорожно выдохнул и поднял голову.
Затем, не говоря больше ни слова, встал, закинул ботинки за плечо и вошел в воду. Он удивился, с первого же шага ощутив озерное дно, и вода поднялась сразу по щиколотку, но он не задумался над этим. Остановился, закатал штанины выше колен, на всякий случай, и сделал еще один шаг в обжигающе холодной воде. На этот раз вода дошла до середины икры, а миг спустя до колена, причем он по-прежнему шагал прямо по озерному дну. Он обернулся и увидел, что Иисус стоит на берегу, скрестив руки на груди, и наблюдает.