Хлеб богословия

Епископ Афанасий

Но Григорий хотел мира в Церкви, он был человеком мира, у него даже есть несколько слов о мире. Между тем пришли александрийские епископы и стали ругать его: ты не канонический епископ Константинополя. И Григорий сказал такую проповедь: прощай, город, прощай, Анастасия, оставляю вам ваши интриги, оставляю вам ваши престолы… Он ведь много пострадал, его били ариане, пробовали даже убить. И он ушел с Собора. И пошел к источникам в глубине Малой Азии, где Армения, Исаврия: есть в тех краях источник во имя святой мученицы Феклы, там, в монастыре, святой Григорий Назианзин лечился и жил до 390 года, там писал свои стихи и песни.

Что касается вклада святого Григория Нисского, то он менее значителен,

хотя писал он больше, чем те двое, вместе взятые. Но наше богословие Троицы — это богословие Василия Великого и Григория Назианзина. Они никогда не утверждали чего-нибудь нового. Когда Василий пришел в Неокесарию, в этом большом городе было только семнадцать христиан, а когда умер, весь город и вся епархия были христианами, и только семнадцать человек оставались некрещеными. Он получил от святого Иоанна Богослова откровением символ веры в Троицу: Отца, Сына и Духа Святого. И Василий всегда говорил: я учился у Макрины-бабушки, а она — у Григория Неоке-сарийского, ученика Оригена. Никакой новой веры не было.

Можно, конечно, сказать, что никейское «едино-сущее» — новшество, но, главное, оно хотело подчеркнуть Арию, что Сын имеет ту же самую сущность, что и Отец. А святой Григорий Назианзин еще более разработал богословие Троицы, так как появились духоборцы, борьбу с которыми начал еще Афанасий. Но Никейский Символ говорил: «и в Духа Святого» — и все, точка. А затем отцы Второго Собора продолжили: «Господа Животворящего…», но не ставили второй раз «единосущного», уже было довольно того, что Он назван Господом, Иже от Отца исходящим, Иже со Отцем и Сыном спокланяемым и сславимым — это из сочинения Василия о Святом Духе. «Омотимос» («единочестный») заменял здесь «омоусиос».

До того времени более распространена была формула: «Слава Отцу через Сына в Духе Святом» — здесь отражается икономический порядок, открывается Бог через Сына в Духе, и немножко как бы получается градация. А Василий больший упор сделал на формуле, которая существовала и до него, не он ее ввел: «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу».

«Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима» — эти три «с» (сын по-гречески) накрепко связывали, что мы прославляем Его как Бога. И Григорий потом говорит: если Дух не Бог, то пусть Он пойдет и Сам сделается Богом, а потом меня сделает богом. Такое дерзновение имел он в исповедании Духа Святого.

Кроме того, Каппадокийские отцы установили хорошую организацию церковной жизни, монашества, праздников. Как говорит один историк, Валент собирался прогнать Василия и пробовал это сделать. Император имел право прийти к святым вратам и положить на престол свой дар: крест, Евангелие, хлеб. И вот он попробовал: если Василий не примет его дар из-за того, что император не совсем православный, то он его прогонит. И когда пришел в церковь, увидел огромную массу народа: Василий велел креститься — и весь народ крестился; Василий кланялся — и весь народ кланялся. Император убоялся: оставил дар — и ушел; это было чудо Божие.

Осталась и литургия Василия Великого. Копты говорят, что у них есть текст литургии Григория, однако это позднейшая переработка, с монофизитскими добавлениями. Но от Василия осталась литургия, и там видно, что молитвы составлены по вдохновению Святого Духа.

Это были глубоко литургичные отцы, церковные организаторы, устроители монашества, проповедники, толкователи Священного Писания, великие богословы и иерархи. Отцы Церкви потом присовокупили к ним Иоанна Златоуста. В центре у них — Всесвятая Троица, в центре — Христос, в центре — Дух Святой, в центре — Церковь, христианская жизнь и литургия. И при всем том эти борцы за Православие были в личном отношении люди смиренные, глубоко церковные, готовые прощать, любить врагов и бороться за чистоту веры. В общем, дай Бог нам немножко-немножко следовать за отцами.

«ПРИСТУПИТ ЧЕЛОВЕК, И СЕРДЦЕ ГЛУБОКО»

Лекция прочитана епископом Афанасием в Сретенской православной духовной семинарии 1 ноября 2001 года.

Сегодня мы будем говорить о святом Григории Паламе и о сущности исихазма.

Константинопольский Собор 1351 года, со времени которого исполнилось 650 лет, уже ясно и определенно утвердил опыт и богословие исихастов. За десять лет до того, в 1341 году, был первый такой Собор, на котором Палама и его монахи-афонцы представили Святогорский томос, где была изложена суть их опыта и богословского исповедания, против калабрийского монаха Варлаама. Потом, в 1347 году, был еще один Собор против сторонника Варлаама — богослова и философа Акиндина. Варлаам уже ушел и стал кардиналом, епископом у папы, а после этого поднял борьбу против исихастского богословия.

Так вот, о богословском опыте и оправдании исихазма.

Исихазм — конечно, явление не новое. Вы это найдете в книге у архиепископа Василия (Кривошеина), а также у Георгия Острогорского, русского византолога, — он остался у нас и сделал блестящую карьеру, придал значительный вес сербской византологии. Сам он русский, но у него было много учеников, в том числе греков. Он писал об этом примерно в 1936 году.

Исихазм — это молитвенная жизнь, жизнь с любовью и в то же самое время святотаинственная, литургическая жизнь, когда после очищения от страстей человек получает глубокий опыт и вкус, видение славы и благодати Божией. Это не просто способ приготовления к молитве, как думал сначала Варлаам. Некоторые невежи-монахи даже объясняли, что надо голову прижимать к груди, следить за своим дыханием и смотреть себе в пуп… Это чепуха, святой Палама это критиковал. Конечно, необходимо хорошо концентрироваться, но это не медитация. Не медитация, но углубление в молитву, чтобы ум шел в сердце. Это — глубина человеческого бытия. Как. Спаситель сказал: из сердца исходят злые помыслы (Мф. 15, 19).

Сердце всегда считалось центром волевой и чувственной жизни, а ум — это рациональный центр мышления. Но сердце — гораздо больше, чем чувственный или волевой центр. Это самое ядро человеческого бытия. Когда Спаситель говорит: Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8), это значит, что не только чувства или воля, а весь человек очищен. Это включает, конечно, и человеческое тело, даже физическое сердце. Я был удивлен, когда один доктор сказал мне: «Знаете, в новое время мы признаём большую роль сердца в нервной жизни человека». А я ответил ему: «Где же вы были до сих пор? Я это знал давно».

Или, скажем, такой орган, как живот. Он тоже оказывает большое влияние на нервную, психологическую жизнь человека. Когда человек в сильной скорби, то порой (и у меня тоже было один раз) возникает желание рвоты, сводит живот. Существует сильная связь между телесной и нервной жизнью.

Сердце — это весь человек. Приступит человек, и сердце глубоко, — говорит псалом (63, 7), так кратко, лаконично. И поэтому, если молитва творится только умом, то она поверхностна, несмотря на то, что ум — глубокий орган человека, его души. Но лишь когда ум соединится с сердцем, тогда единственно и сможет функционировать. Такова связь органов, психофизический состав человека. Так об этом говорили святой Григорий Палама и отцы-исихасты.