Хмельницкий.
Шрифт:
— Все ли перебрались на остров? Тесновато становится здесь осокорям да вербам, — промолвил Богдан, по-хозяйски окидывая взглядом оживленных казаков, окружавших его.
— Почему все? Разве не видишь по вооружению, что большинство прибывших на это свидание — участники боев под Дюнкерком? А это… — продолжал Федор Вешняк, посмотрев на высокого, в шляхетском бурнусе мужчину.
— Это я, Горуховский, уважаемые панове, Янчи-Грегор Горуховский, наконец-то добрался сюда вместе с подолянами. И привел с собой немало польских жолнеров. Они там. — Он наугад указал рукой в сторону заросшего многолетними камышами рукава Днепра.
Богдан оживился:
— Вот уж кого не ожидал! Рад видеть пана часового мастера воином на наших островах. Только что же это пан без оружия? — И подошел к слуге Радзиевского, корчмарю. «Может быть, он подослан шляхтой» — мелькнула мысль. — Был слугой корчмаря, почему бы не стать еще и шпионом?» Богдан посмотрел на Вешняка.
— Оружие мне не по силам, уважаемый пан полковник. Прежде часовым мастером был, а век думал доживать, служа в корчме, — рассудительно промолвил Горуховский.
— А теперь еще казаком-нетягой захотел стать? Или, может быть, с каким-нибудь поручением от пана Иеронима прибыл?
— Обреченный и я… Пану Иерониму надо было самому как-то выкручиваться, заметать следы своих тайных услуг королю. Если уж и пришел с поручением ваш покорный слуга, только от простых польских жителей из-под Варшавы. Я благодарен пану старшине за то, что он разрешил мне присоединиться к его отряду.
Слова Гороховского напомнили Богдану о волнениях поляков, угнетенных шляхтой. Поэтому и острова с каждым днем пополняются людьми, как Днепр водами во время весеннего половодья. Люди идут на эти заброшенные острова, надеясь на что-то лучшее. Неужели только в военных походах на турок будут искать утешения изгнанники из родных, отцовских селений? Точно пчелы за первым весенним взятком, устремляются воины на Запорожье!
Богдан и сам не мог разобраться, что больше всего волновало его, заставляло задумываться: или несметное количество воинов, которые шли к нему на острова, или то, что вместе с украинцами к отрядам восставших присоединяются и польские крестьяне и мещане. И до них дошла весть о том, что обиженный субботовский полковник королевской службы ушел на Сечь.
Давно уже, еще со времени гибели Ивана Сулимы, у взбунтовавшихся казаков, впитавших с молоком матери дух свободолюбия и товарищества, не было вожака, которому бы так же чувствительно, как и им, шляхта разила душу. Томаковский Рог притягивает их, как тепло весеннего солнца. Идут сюда старшины, сотники, куренные атаманы. Сама судьба надоумила и Вешняка, прислав его на помощь. Их сплачивали жажда мести за поражение у Кумейковских озер и беспросветная жизнь, а победы и угрозы гетмана Потоцкого принуждали объединяться в воинские отряды.
— Вижу, Федор Якубович, что вы совсем оголили Корсуньский полк…
Вместо Вешняка поспешил ответить Богдану кто-то из прибывших казаков:
— Мы не корсунцы, а черкасцы. А вон те из Умани, а за ними, кажется, белоцерковцы. В волостях стали формировать полки, забирая всех поголовно. Даже тех казаков, которые исключены были из реестров. Прошел слух, что коронные полковники поведут их на острова — искать бунтовщиков. Вот люди и воспротивились.
Богдану было над чем задуматься. Ведь людей надо было накормить, вооружить, обеспечить порохом. А с кем посоветуешься? Разве что с сыном, который стоит рядом, нервно подергивая саблю в ножнах. Ему тоже досталось: прикидывался татарчонком, подружившись с пленником, лишь бы не пронюхали коронные, чей он сын.
— А не побоитесь коронных гончих? — вдруг громко спросил Богдан. Он обращался сразу ко всем — к ирклеевцам, к черкасцам, к уманцам и подолянам, держа свою руку на плече Вешняка, словно впившись в него.
— Да что ты говоришь, полковник! — откликнулся белоцерковец. — Нашим людям теперь не страшен сам дьявол из пекла. Они достаточно натерпелись от польских шляхтичей, которые разоряют и уничтожают их! Наши хлопцы советуют громче кликнуть тех, которые в селах и хуторах только и ждут подходящего момента. А такой момент наступил для украинцев. Смогут ли наши кобзари всюду побывать, — ведь край большой, людей вон сколько наплодилось. Ведь многие до сих пор ничего не ведают о твоих, полковник, распрях с Короной.
9
Нынешняя зима не так морозами и обильными снегами донимала коронного гетмана Потоцкого, как зловещим оживлением простых людей. Даже в Галицию добрались кобзари. Поэтому коронному гетману приходилось посылать в староства своих урядников с грозными приказами:
— Повелеваю выловить всех злостных кобзарей, зачинщиков хлопского бунта, и посадить их на колы.
Коронному гетману Потоцкому снова надо было готовиться к военному походу на приднепровские степи. Дозорные гетмана доносили о том, что кобзарей в селах не уменьшается, их бунтарские голоса раздаются и на дорогах. С каждым днем их становится все больше. Они в своих думах и песнях призывают людей к неповиновению.
Даже в Бродах вдруг услышали кобзарскую думу о коронном гетмане:
Та наверны ока, который з Потока, идеш до Славуты,Невыннии души хапаеш за уши, вольности одиймаеш,Короля не знаеш, рады не дбаеш, сам соби сэймуеш…Булавою, як сам хочэш, кэруеш!..Помимо этого, ежедневно получаемые сообщения с Низа не только вселяли тревогу в душу гетмана, но и пугали его своей угрожающей неотвратимостью.
…Поднимается люд не только на Томаковском Роге. В рвах крепости, построенной накануне Нового года воинами Хмельницкого, в землянках выступила подпочвенная вода. Под лучами весеннего южного солнца быстро таял снег, широко разлился полноводный Днепр.
В приднепровских лесах наскоро сооружались новые курени, шатры по татарскому образцу. Низовье Днепра, как река талой водой, заполнялось людьми. На дорогах, в селах кобзари своими думами призывали народ уходить на Низ:
Ох, грае-грае морэ веснянои,Козак пить жадае воды днипровои,Ой, маты-маты!Нэ шкодуй голосу сынам, щоб весну оспиваты,Щоб хмэлэм-хмилыною в гаях им проростаты!..Эти новые думы и песни уже звучали не только в городах и селах, но и на Днепре. Долетали они и на острова, на Запорожье, поднимая воинственный дух не только у молодых, но и у пожилых казаков, воодушевленных идеей вольности, военных походов. Теперь уже не Богдан Хмельницкий искал куренного атамана, а он сам вместе с сечевыми старшинами шел к нему на Томаковский Рог.
— Тесновато уже тебе, Хмель, на Томаковском Роге, — старались они завязать разговор с полковником.
— Не весна ли вон натягивает шатры и на побережье Днепра, рядом с островами, — отвечал Богдан. — Люди ищут путей для спасения, а приходят к нам. Да разве всех разместишь на острове? Вижу, что мне не усидеть тут. Казаки рвутся в поход.
— Как раз пришла пора начать поход против турок. Ведь сам знаешь, татары в друзья напрашиваются. Туган-бей со своей вооруженной саранчой стоит у ворот Крыма. Если и в самом деле собираешься идти войной на турок, то лучше бы двинуться по суше, в обход. Туган-бей снова присылал к нам своего посла, да и сам собирается приехать для переговоров. Мы живем с ним в мире, вот он и набивается к нам в кумовья.