Хмурь
Шрифт:
– Этот здоровый точно не очнется? – спрашивает свечной огонёк и тут же гаснет, потому что не любит слушать варкские песни.
**
Я прихожу в себя, когда меня сбрасывают
Поторапливаемый окриками, я поднимаюсь на ноги, шатаюсь, едва не падаю, кручу головой, хотя ничего вокруг не вижу. Мешок воняет пылью и мышиным пометом, трещит голова, болят намятые бока, опухают связанные руки. Меня пинают в спину, указывая направление, подбадривают криком. Иду, спотыкаюсь, потом не нахожу под ногой земли и под многоголосый хохот падаю на шаткое, деревянное. Вокруг плещет вода.
Лодка?
Подбираю ноги, опираюсь спиной о борт. Тут же раздаются новые окрики, потом звук падения и знакомый писк. Туча. Вокруг хохочут. Колпички не слышно. Следом, судя по грохоту, валится Гном, и крики становятся вовсе не восторженными, лодка ходит ходуном, но не переворачивается. Перекликаясь, остальные рассаживаются на вёсла.
Лодка плывет. Мрак его знает, куда. Мы трое сидим у борта, прижавшись друг к другу боками. Когда у тебя на голове мешок, хорошо одно: другие не видят твоего жалко-обалдевшего лица.
Я ничего не вижу и ничего не понимаю. Только одно становится ясно: чего ждали люди у костров, на дороге от посёлка до озера.
Нас.
Незабывание
В детстве я обожал истории про Чародея, всё время просил бабушку рассказывать мне их перед сном. Это были не сказки, нет, – самая настоящая быль. Больше всего я любил слушать про творин. Про то, как самый главный, самый сильный и знающий Чародей создавал всяких невиданных прежде существ и селил их в разных местах, где они начинали жить своей жизнью.
– Каждое из этих созданий было выражением чего-то важного, – рассказывала бабушка, – для того Чародей и создавал разные виды творин: чтобы обессмертить эту важность. Мантихоры воплощали изворотливость, големы – стойкость, гарпии – находчивость… Не все творины получились удачными, некоторые погибли, другие же сумели выжить, расплодились и превратились в злобных хищников, которые по сей день наводят страх на земли людей и варок.
Конец ознакомительного фрагмента.