Хмурый Ленинград
Шрифт:
Тебя такая перспектива устраивает? Думаю, нет. Поэтому предлагаю тебе наши отношения прекратить в виду абсолютной бесперспективности.
На этой фразе с Леной Стеховской мы и расстались и более я никогда ее не встречал. Летом 1977 года состоялся выпуск нашего курса, и мы все разъехались по гарнизонам и флотам. Квартиру в Сормово я передал нашим очередным слушателям из Северной Осетии. А через пять лет Лев Борисович Савенков скончается на плацу военно- медицинского факультета от кровоизлияния в мозг. У него была наследственная болезнь- аневризма сосудов головного мозга. В Средиземном море я пробуду ровно пять лет, как Плотников и предсказывал, затем переведусь в Кронштадтскую военно- морскую базу, где отслужу еще двадцать лет. И лишь в 2002 году вернусь в родительский дом. Но скажу так,
Лейтенант
Апрель 1977 года. Я в кабинете начальника нашего выпускного курса на втором этаже военно- медицинского факультета. Полное название факультета – Военно- медицинский факультет при Горьковском медицинском институте. Нас два года называли слушателями указанного факультета, а до этого мы были студентами своих медицинских ВУЗов. Каждые год на факультете осуществляется выпуск лейтенантов медицинской службы. Этому предшествуют описываемые события, в которых участвуют начальник курса Лев Борисович Савенков и очередной слушатель, вызванный им на индивидуальное собеседование по поводу предстоящего распределения на флот. Флотов всего четыре: Черноморский, Балтийский, Тихоокеанский и Северный. Я уже заранее оговорил со своим начальником курса, что служить буду на Черноморском флоте. Однако надо соблюсти все правила и формальности бюрократии, то есть на выпускной комиссии дать официально свое согласие по предложенному месту дальнейшей службы. Я его дал и был свободен.
В начале июля мне выдали отпускное и командировочное предписания, то есть вначале я убывал в отпуск домой к родителям, а затем через месяц отправлялся к новому месту службы в Севастопольскую военно- морскую базу Черноморского флота. За месяц, что я находился в отпуске, объездил всех своих немногочисленных родственников, как по отцовской, так и по материнской линии и обязательно чтобы в парадной форме морского офицера, и чтобы с боку кортик висел, как положено по военно- морскому уставу. Ну а папа сопровождал меня во все поездки и, конечно, вслух мною очень гордился. Меня это, несомненно, смущало, но я терпел – папа ведь. Он умрет через двадцать лет от рака, и будет похоронен в Ардоне, где лежат представители нашей фамильной ветви.
Однако отпуск вскоре закончился, и я вылетел на самолете из аэропорта в Беслане на Симферополь. В Симферополе воспользовался такси до Севастополя, время переезда составляет не более часа, расстояние между городами всего восемьдесят километров. Сдал чемодан в камеру хранения на железнодорожном вокзале, и устремился в комендатуру поставить штамп на командировочное предписание о своем прибытии. Комендантом Севастополя оставался тот же грозный майор Шульгин, мой старый знакомый по прошлому году. В прошедшем году Шульгин умудрился задержать меня с группой больных матросов, которых я вел с Северной стенки во флотскую поликлинику на консультацию. Я тогда проходил летнюю практику на БПК «Керчь». Продержав нас в комендатуре с полчаса, комендант был вынужден отпустить всех по прежнему маршруту, матросы действительно были больны, а двое из них точно нуждались в госпитализации на стационарное лечение. Тогда перед Шульгиным стоял слушатель шестого курса, а сейчас возвышался лейтенант медицинской службы.
Петр Васильевич внимательно рассмотрел мое командировочное предписание. Он вообще все документы, что проходили через его руки, досконально изучал, а вдруг найдутся фальшивые или исправленные рукой нарушителя. «Красномордый», так за глаза звали коменданта, всегда был в состоянии легкого опьянения, что, однако, абсолютно не мешало качественному исполнению своих служебных обязанностей. Комендант был чертовски исполнителен, обладал великолепной памятью и интуицией, а еще он был стремителен в действиях и редко ошибался в людях. Откуда я это знаю? Как только я вошел в кабинет, он сразу же обратился ко мне по фамилии. А ведь встречался я ним ровно год назад, когда он меня с матросами задержал. Что касается остальных его достоинств, их я позже оценил, когда дежурил в комендатуре в качестве врача. Все корабельные врачи заступают дежурить в комендатуру в соответствии с графиком, который утверждается начальником медицинской службы Черноморского флота. Каждому офицеру медицинской службы приходилось дежурить один- два раза в месяц. Днем ты находишься под контролем коменданта, а после шести часов вечера подчиняешься дежурному по комендатуре. Утром приходит твоя смена – следующий офицер медицинской службы.
Дежурить с Шульгиным было интересно, всегда расскажет и объяснит причину того или иного задержания матроса, мичмана или офицера. Шульгину не откажешь в наблюдательности. Вот, например, привезли однажды двух среднего возраста мужчину и женщину, а с ними вместе еще и молодую пару, и у всех лица и одежда в крови. Петр Васильевич мне разъяснил ситуацию, когда их через час отпустили по домам:
– А, знаешь, Руслан, они же не первый раз сюда доставляются. А по причине какой знаешь? Пара постарше- это тесть и теща, а молодая пара –их дочь и зять. Но тесть не родной ее отец – отчим. И вот представь картину: тесть, то есть отчим, спит с падчерицей, а зять – с тещей. Затем идут скандалы, и их привозят сюда для успокоения и восстановления порядка и временного перемирия. Дочь недавно родила, но от кого – от мужа или отчима, никто не может понять из этой великолепной четверки. А тут еще выясняется, что и теща забеременела от зятя! Отчим- командир части, где зять служит его заместителем! Ну как тебе этот натюрморт? Весь флот уже в курсе их отношений…
Но это будет все потом, через полгода, а сейчас, после регистрации в комендатуре, мне еще предстояло проехать на проспект Острякова к знакомым по Северной Осетии. Отец и мать Александра Дубовика живут с моими родителями в одном подъезде, на втором этаже. Их сын Саша Дубовик, капитан второго ранга, живет и служит в Севастополе уже двадцать лет. Он преподаватель Черноморского высшего военно- морского училища им. П.С. Нахимова. Саша женат и имеет двух дочерей. Жену зовут Люда, она преподает в музыкальной школе по классу пианино. Я должен был передать какую- то посылку от родителей, поэтому и еду на такси, потому что направляюсь к ним впервые. Ориентируюсь по адресу, переданному мамой Саши, ее Нюсей зовут. Посылку я передал, но вначале, полчаса потерял на поиски цветочного магазина, зато осчастливил супругу Саши букетом из семи роз. Люда меня обрадовала вестью, что, они всей семьёй едут в Евпаторию домой к ее родителям. А мне они решили ключ оставить от квартиры на время, пока будут отсутствовать, заодно и для того, чтобы я жилье себе подыскал. Такого везения я не ожидал, однако искренне поблагодарил ее за ключ.
На предложение пообедать с ней я вежливо отказался и откланялся – хозяина семьи не было дома. Пообещал вечером зайти пообщаться с ними и заодно ключ забрать. Я вернулся на Графскую пристань, откуда начал сегодняшний день, решил первым делом осмотреть город и его достопримечательности. Севастополь действительно был хорош – белые дома и множество зелени, везде – чистота и ухоженность. Здания государственные и многоэтажки в центре города были построены из местного камня- известняка, добываемого здесь же в Инкермане, а вот на окраинах жилые кварталы были выстроены из привозного красного или белого кирпича. Своих кирпичных заводов в Севастополе никогда не было.
В центральных районах города в архитектуре домов преобладал сталинский ампир с богатой облицовкой от цоколя до крыши. Часть дорог еще была вымощена аккуратно выложенным булыжником, но большинство покрыто асфальтом, от которого исходила нестерпимая жара. Беда всех южных городов – жаркая погода и увеличение отдыхающего населения летом в три- четыре раза. Что касается коренного населения Севастополя, то оно до войны было чисто русским, город был закрытой военно- морской базой и его население составляло не более ста пятидесяти тысяч человек.
После освобождения от оккупации население Севастополя едва насчитывало три тысячи. Часть жителей умерло от голода, многие севастопольцы были казнены в период оккупации, а многие угнаны на работы в Германию. За сотрудничество с немцами крымских татар с крымского полуострова выслали в Узбекистан и Казахстан. Но многим не ведомо, что армяне, болгары и греки Крыма также заключили соглашение с фашистами, договорились, что не будут поддерживать партизан в крымских горах и лесах, за что также были высланы в Среднюю Азию.