Хмурый
Шрифт:
— Мне надо отлучиться на несколько дней.
Бармен подозрительно посмотрел на Хмурова. В кабинете они были вдвоем. Пили кофе и ждали своих друзей.
— Опять отлучиться и опять под выброс.
— Опять и снова. — Хмурый кивнул головой. — А еще я знаю, что тебе не нравятся мои отлучки.
— Не нравятся, потому что все твои отлучки на грани фола. Небось один решил идти и скорее всего на Выжигатель?
— Просто разведать и ничего больше.
— Свежо предание… И, ведь,
— Это точно! Тяжелый я человек.
— Не суди о том чего не знаешь. Хм, тяжелый человек. — Бармен задумался. — Тебе с Топографом надо поговорить. Правда цены у него!!!
— С каким топографом? — Хмурый отвлекся от своих мыслей.
— Есть такая легенда в Зоне. Много у него имен. И Топограф, и Картограф, и Проводник. Короче, кто как назовет.
— А что, с легендой можно поговорить?
— Ну я то, с тобой, разговариваю!
— Какая я тебе легенда?
— Ну не скажи!!! Ну ладно, хорошо. Ты с Болотным доктором разговаривал?
— Ну вообще-то…
— Ну вот!
— И о чем я с ним буду говорить?
— Попросишь показать безопасный путь на Выжигатель.
— А как найти Топографа?
— Да также как и дока. Если он действительно тебе нужен, то сам найдет тебя.
— И все?
— А тебе что? Мало?
— В самый раз.
— Тарифы у него высокие. — Бармен почесал подбородок.
— Больше жизни не возьмет!
— Это как Зона распорядится.
— Понял, не дурак. Ну ладно. Не будем терять время. — Хмурый встал. — Пойду я.
— Ну ты силен. Подпоясался и готов. Выпей еще кофейку, что ли.
Хмурый сел. Они стали молча пить кофе. Хмурый смотрел в чашку, а Бармен на него. Наконец Бармен решил нарушить молчание.
— Давно хотел спросить тебя…
— Давно бы и спросил. А то тянешь кота за хвост. — Хмурый закурил сигарету и посмотрел на Бармена. — Тоже, наверное, о добре и зле?
— Почему ты так думаешь?
— Потому что все спрашивают одно и тоже. Считают, что я поступаю жестоко.
— А ты сам как считаешь?
— А я не считаю, я просто живу. Хочешь, я немного о себе расскажу?
— С удовольствием, если тебя это не покоробит.
— Да нет. Просто не хочется всем рассказывать о том, что все знают. — Хмурый закурил вторую сигарету. — Ну ладно! Слушай:
«Я родился в семье Ангела и Дьявола. Так говорили все, кто знал мою мать и моего отца.
Мать была сама доброта. Она ни на кого не обижалась, ни с кем не ссорилась, всем помогала. Ну ни дать ни взять — Ангел.
Отец был суров. Про него говорили что он исчадие Ада. Он прошел Афган, но все считали это пустяком и в оправдание не принимали. Если ты ошибся и сделал что-то не так, то получал от него по полной программе. Он называл это: «по законам сурового времени». Правда наказывал не за все.
Вот и рос я между молотом и наковальней. Сделаю как отец учил, мать плачет, а сделаю, как хочет мать, то задница в синяках. Приходилось быть всегда в напряжении. О каком либо расслабоне и речи не могло быть. Порой мозги закипали от напряжения. Вот и научился я анализировать все услышанное и увиденное, да заодно и унюханное, учуянное и показавшееся.
И вот так, потихоньку, мать с отцом, ковали из меня человека.
Лет с пяти, отец стал учить меня рукопашному бою. Он показывал мне приемы, объяснял, почему так, а не так. Я старался как мог, но ведь не все же идет гладко. Боялся, что вот сейчас ошибусь и отец меня убьет. Он был на удивление терпелив. Никаких сроков, никаких задач. Учишься и ладно. Но ведь хочется без поддавков. Как-то я изъявил желание на настоящий поединок. Он из меня дух выбил.
Пришел в сознание, а рядом мать плачет. Отец стоит лицом к окну и ей говорит:
— Жизнь не дает скидку на маленьких или больших. Если ты чуть-чуть умеешь плавать и решил переплыть океан, он тебя проглотит и не заметит. Если не научился, а решил выпендриться, то должен быть поставлен на место. Наш сын должен это знать! И он будет это знать! Потому что он такой же умный, как и ты.
Я не открывал глаза. Я слушал. И понял я тогда, что безумно их люблю. И мать и отца».
— Поучительная история. — Бармен налил в чашки кофе. — Только, извини, что-то я не въехал.
— А что тут въезжать? Нет в моем понимание ни добра ни зла. Все это жизнь. Эти два понятия неразделимы. Они означают теорию и практику жизни. Пока изучаешь теорию, то все чистенько, гладко, ровно, приятно. Но если теорию освоил плохо, а еще хуже, если не понял и вовремя не переспросил, то на практике получишь такого тумака, что век будешь помнить.
— Это точно. — Бармен кивнул головой.
— Вот я и не признаю законов Большой земли. Если ты решил меня уничтожить, а я тебя разоружил, то не надо мне говорить о конвенции о военнопленных. Я сделаю так, как посчитаю нужным. Я живу по своим законам. Только они меня защищают.
— С этим я согласен. — Бармен опять кивнул головой. — Телевизор в камере убийцы, это перебор из ряда вон…
— Ладно, Бармен. Нечего мне мозги пудрить. Пойду я.
— Экипироваться будешь?
— Я правда на разведку. Не боись! Может с проводником повстречаюсь. — Он придвинулся к лицу Бармена. — Когда пойду на Выжигатель, то пойду без Друга. А сегодня с ним.
Бармен скосил глаза на Друга и ответил:
— По-моему он все понимает.