Хочу быть твоей
Шрифт:
— Ты тоже умеешь удивить, — усмехнулся мужчина, я улыбнулась.
— То ли ещё будет, — легонько хлопнув его по плечу, добавила, — спокойной ночи, — и направилась к подъезду.
— Вот уж вряд ли теперь.
Я сделала ручкой, не оборачиваясь, уверенная, что он смотрит мне вслед. И только в подъезде выдохнула, на мгновенье прижавшись затылком к двери. Полная хрень. Поднявшись на пролет, выглянула в окно, Антон как раз выезжал со двора. Осмотревшись, увидела в дальнем конце машину Самохина. Если бы Антон его тут застал, наверное, сильно удивился бы. Тут услышала, как наверху открывается дверь, и безошибочно поняла, чья. И что за этим последует. Быстрые шаги, я выдохнула, на мгновенье
— Это что сейчас было? — поинтересовался спокойно. Бросив на него ещё взгляд, снова отвернулась. И почувствовала злость.
— Это Антон был, твой приятель. Не рассмотрел в темноте?
Самохин только зубы сжал, хотел что-то сказать, но поостерегся, глянув наверх в сторону квартир. Да, любой разговор здесь неразумен. Покусав губу, Тима бросил:
— Завтра поговорим, — и направился мимо меня вниз.
— Не о чем говорить, — ответила я его спине, он даже обернуться не соизволил. Услышав, как хлопнула входная дверь, я закурила, пялясь в окошко. Тима, выйдя, сначала посмотрел вверх, видимо, на наши окна, махнул рукой. Верная Катька провожает. Потом перевел взгляд на меня и потопал к машине. Я подождала, пока он уедет, и ещё минут пять, только после этого стала подниматься. Теперь можно сказать с чистой совестью, что с Самохиным не столкнулась.
Катька вышла ко мне в ночнушке. А я подумала, вдруг они тут с Тимой сейчас, пока меня не было… И от мелькнувшей картины, как он прикасается к ней, стало нехорошо, по телу пробежала дрожь, в висках застучало. В этот момент я поняла: надо бежать. Куда угодно. Некогда копить на Индийский океан, потому что все происходящее становится сильнее меня. Я перестаю контролировать свои мысли и чувства.
— Все в порядке? — Катька смотрела обеспокоенно. Собрав силы, я кивнула.
— Устала просто, — какая же универсальная отмазка, — спать пойду.
— Спокойной ночи.
— И тебе.
В комнате, прикрыв дверь, упала на диван, глядя на темный потолок. У меня есть немного денег, этого хватит, чтобы уехать. Неважно куда, можно в такой же маленький городок, сниму комнату, выйду на работу, прокручусь как-нибудь. Если уеду на автобусе, Самохин меня не найдет. Да он, наверное, теперь и искать не будет. Без меня лучше. Всем. Всегда было лучше.
— Постой тут и подумай над своим поведением, — мать, больно вывернув руку, толкает меня в угол прихожей. Я терплю боль, не плачу, пока она не уходит в кухню. Вот тогда позволяю себе расслабиться. Стою, отвернувшись к стене, сдерживаюсь, чтобы не рыдать, не выдавать себя. Не увидит она моих слез. Никогда не увидит. Катька робко выглядывает из комнаты. Я не вижу, чувствую ее взгляд на себе. Не поворачиваюсь. Никто не должен видеть моих слез. Заставляю себя успокоиться усилием воли. Аккуратно вытираю слезы рукавом. Смотрю в стену, в старые бежевые обои, местами потертые. Слышу, как Катька проходит в кухню.
— Мама, — говорит несмело, — может, не надо… Она мне не мешала.
— Не защищай ее. У тебя на носу выпуск из института, тебе готовиться надо, а не с ней возиться. А она хороша, еще пререкается. Да я ее… — я прямо вижу, как она грозит кулаком в сторону коридора. — Она мне по гроб жизни обязана, что вообще родилась, да была б моя воля… Это же не человек, отродье.
— Мама… — Катька уже шепчет.
— Иди, Катюш, занимайся, — мать резко меняет интонации, голос становится ласковым, каким-то приторным. Сестра, послушно пройдя в комнату, прикрывает за собой дверь.
Я стою в углу два с половиной часа. Никто обо мне не вспоминает. Они обедают, но меня не зовут. Я уже сижу на полу, опустив голову на колени. Знаю, если выйду — будет хуже, мать отстегает ремнем. Я сижу и думаю о побеге. Впервые думаю о нем всерьез. Без меня им лучше, все довольны, спокойны. И эта мысль понемногу начинает овладевать мной, обосновываться в голове, пока наконец не становится вполне осязаемой целью.
Открыв глаза, я снова уставилась в темный потолок. Мой рекорд в углу — шесть часов, он случится через месяц после того, что я вспомнила сейчас. Сколько себя помню в детстве, постоянно в этом углу, он мне почти как родной был. Жалко, над ним крюка нет, а то повесилась бы там, было бы символичное завершение истории. Ладно, утрирую. Кончать с собой — не мой удел, по крайней мере, в прямом смысле. А вот сбегать вполне себе мой. Отработаю завтра смену, и в путь. За более чем десять лет, что я убегаю из дома, поняла одно: если решил бежать, не тяни. Вставай и беги, в чем есть, не думая о дне завтрашнем. Почти как Христос говорил, ага. Просто если сразу не решишься, потом непременно передумаешь, начнёшь готовиться, все это затянется, появятся отсрочки. Бесконечное «послезавтра в город».
Тихо встав, я выглянула в коридор, Катька спала. Вернувшись, зажгла лампу, пересчитала наличку. Негусто, ну и ладно, где наша не пропадала. Завтра должны аванс перевести на карту. В общем, жить можно, бежать тоже. Покидав в рюкзак немного одежды, я поставила его за диван. Вот и все. Короткая на этот раз вышла история. Я вдруг подумала, наверное, действительно, на отца похожа, тот вечно пропадал не пойми где, появляясь периодически. Портил жизнь матери и Катьке и снова исчезал. Усмехнувшись, покачала головой, закуривая. Автобусы с центрального вокзала уходят до полуночи, так что успеваю спокойно. Куда будет первый попавшийся билет, туда и двину, оттуда еще куда-нибудь. Главное, не вести систему, тогда точно не найдут. А жизнь штука такая, куда-нибудь да вынесет.
Утром я чуть не опоздала на работу, вырубилась прямо в одежде, будильник не завела, и вот результат. Катьки не было, начало июня, выпускные экзамены, отстреляется и будет отдыхать. Растить живот с его обитателем.
На столе стояла тарелка с бутербродами, спасибо сестре за это, сунув один в рот, я понеслась по лестнице вниз. Если не будет пробок, успею, хоть и впритык. Выскочив со двора, потопала к остановке и тут же услышала автомобильный гудок. Посмотрев в ту сторону, увидела машину Самохина и мысленно простонала. Лучше бы не было вчерашнего вечера. На хрена я полезла к Антону с поцелуями?
Юркнув в салон, сказала:
— Я на работу опаздываю.
— Я понял, — кивнул Тима, встраиваясь в поток машин. Выдохнув, я откинулась на сиденье, восстанавливая дыхание. Смотрела в окно, решив не начинать разговор сама. Тима, естественно, ждать не стал.
— Что у тебя с Антоном?
Я посоветовала себе сдерживаться, потому что язвительность тут же дала о себе знать. Ничего не могу поделать, бесит Тима меня, так и хочется гадость сказать.
— Ничего серьезного, — ответила ему и добавила, не удержавшись, — предупреждая твой следующий вопрос: я с ним не сплю.
Бросив на меня взгляд, Тима все-таки усмехнулся, отворачиваясь, покачал головой. Достав сигареты, закурил, приоткрыв окно. Мне почему-то не хотелось. Сделав пару затяжек, Самохин спросил:
— И давно он тебя домой подвозит?
Я вздохнула, поворачиваясь к нему.
— Слушай, Тима, тебе не кажется, что это не твое дело? Я могу понять, когда ты переживаешь, что я вляпаюсь куда-то и испорчу жизнь Катьке, но с кем я встречаюсь, тебя не касается.
— А вы встречаетесь? — спокойно продолжил он. Невозможный человек.