Хочу ее
Шрифт:
Призналась наконец, что беременна.
Я сделала все, чтобы спасти положение. Обеспечить будущее ребенку, оградить себя от позора. Не позволить Максу решить, что я шлюха. Мне пришлось опять пойти на сделку с совестью, чтобы жизнь не разрушилась. Как и в тот ужасный день, ровно год назад.
Но как только стало казаться, что все карты крыты и ничего уже не может произойти плохого… Вернулся он.
Прямо на свадьбу явился Артур. Мой первый и единственный мужчина. Тот, кого я фактически отвергла. Тот, кто оставил в моем сердце неизгладимые следы на весь
Отец моего ребенка. Нашего ребенка.
И теперь он сам узнал об этом.
Артур
Она сказала, что беременна.
Посмотрела мне прямо в глаза. И с грустной улыбкой ответила: "Прости, Артур. Но я беременна".
Она не хотела вина, не соглашалась пить мое лучшее мерло, которое люди ее достатка могут видеть только на картинках. Я мог бы подарить ей все. Я хотел отдать ей все. Но она не взяла. Просто вытерла о меня ноги, отвергла. Разрушила любые надежды на продолжение.
Неужели я был так слеп — ее красота меня ослепила настолько, что я не видел очевидного? Как я мог быть так наивен и доверчив? Ведь она всего лишь женщина, а женщины патологически лживы.
Руки тряслись. Еще минуту назад я танцевал ее как свою лучшую мечту. Она закралась в мое сердце в первый же день, как только мы увиделись с Ульяной. Каким-то странный образом я ее не забыл, она меня тянула магнитом. Заставила думать о ней и помнить о ней. Прокручивать в голове отдельные слова, отдельные движения ее тела. Как будто мы уже виделись в прошлой жизни. Словно было в этой случайности нечто сакральное — отнюдь не случайное.
Судьба. Мне казалось, что наша с ней встреча судьбоносна. Почему-то я почувствовал к ней тягу, не хотел быть жестоким, равнодушным. Не хотел ее обидеть. Но хотел ее до хруста в кулаках. До запредельного сердцебиения. Будто она — мой пропуск в рай, в новую жизнь. Где нет чего-то одного, но есть совершенно иные вещи. К которым я тайно стремился. Втайне от себя самого.
Но это не беременность невесты. Только не такого я хотел.
Неужели я опоздал?
Мы стояли с ней посреди ночного клуба. Что-то стало происходить. Не только у меня в душе, но и вокруг. Все накрывало страшной черной волной — она была похожа на гнев. На черный беспросветный гнев. Я закипал. Я страшно злился. И эта волна в ночном клубе, эта тьма, которая все поглощала… громко ревела, кричала, заставляла всех ложиться мордой в пол… она была до боли похожа на мои ощущения в ту минуту. Когда она призналась, почему надела свадебное платье. Зачем пошла под венец с другим, а мне при этом дала фальшивый номер.
Она забеременела от другого. От Никиты. От своего слабака-жениха.
А я ей верил. Все это время я верил, что мы будем вместе. Хоть и обещал, что не буду ее трогать. Что не стану искать и мешать Ульяне жить, как ей хочется.
Но все равно нашел. Все равно вернул. Все равно заставил делать то, что хочется мне самому. Потому что только с этой женщиной мне хоть чего-то реально хотелось. Она стала моим стимулом, мотивом жить. Она стала для меня мечтой.
Мне почему-то хотелось ей что-то сказать. И что-то отдать от себя. Но что именно? Я просто не знал. Неужели у меня этого нет? Того, что есть у гребаного жениха?
Мой клуб накрыли опера.
Они ворвались в заведение, хватали посетителей, приказывали лечь на пол и не шевелиться. В бронежилетах, в балаклавах, скрывающих лица. С оружием, приставленным к плечу. Это и была та самая черная волна, которая накрыла все вокруг. А я стоял и смотрел на нее — все не мог поверить, что это правда.
Она беременна.
Это конец?
— Ульяна… Что это значит?
Я хотел к ней подойти, но все было как в бреду. Она пятилась назад, оглядывалась. Искала объяснения тому, что происходит. Но мне не было интересно, что вокруг — я хотел лишь ответа. Услышать ее голос. Ее сладкий, но дрожащий от нервов голос. Как она это объяснит?
Мы били совсем рядом. Еще мгновение — и я бы дотянулся. Обнял бы и притянул к себе, чтобы согреть. Чтобы она не дрожала, не боялась. И все мне объяснила. Я был уверен, что она это может — что Уля все могла объяснить.
Но нам помешали. Появился он.
Этот опер. Капитан с пистолетом в руках. Который целился в меня через плечо Ульяны.
— Стой, отойди от нее! — заорал он в паре метров от нас. Пока его люди брали на мушку моих головорезов. — Не смей ее трогать, мразь! Руки вверх! Я сказал тебе РУКИ ВВЕРХ!
Мы с ним не были знакомы.
В отличие от других, он был без маски. Гладко выбритый, короткостриженый. Бронежилет надет на праздничный костюм. Смотрел на меня такими огненными глазами, словно я убил его брата.
Почему? И какое он имел отношение к Ульяне?
— Малыш, — тянул я к ней руки, игнорируя накал страстей, — подойди ко мне. Не бойся. Я тебя не обижу. Просто ответь мне на вопрос — скажи мне, прошу…
Но опер в штатском все ломал и портил. Он знал ее лично. Знал и хотел отнять у меня.
— Ульяна, не слушай его! — кричал он надрывно. — Иди ко мне! Просто пригнись и подойди ко мне! Я держу его на мушке!
Уля боялась. Она не понимала, к кому идти.
Капитан ее звал с собой, обещал ее защитить от меня. Еще никогда в этом клубе менты не диктовали своих условий. И не будь здесь этой девочки — я бы уже приказал своим людям устроить бойню.
У меня самого был пистолет. Но я его не достану при ней. Не хочу ее ранить, причинить Ульяне боль — это последнее, чего бы мне хотелось.
И все же…
— Прошу, ответь мне на вопрос, — тянулся я к ней не просто руками, но и душой.
Я имел тогда право узнать, как так вышло, и расставить все точки по своим местам. Потому что если она беременна от жениха, то это… это просто…
Мне надо было это знать. Я должен был дождаться ответа. И мне наплевать, что вслед за этим может пойти мясорубка. Существовали вещи гораздо важнее бандитских разборок, но понял я это достаточно поздно. Буквально год назад — когда меня покинул Даня и я встретил Ульяну.