Хочу только тебя!

Бьянчин Хелен

— Да.

Он улыбнулся, и от этой улыбки у нее обмякли ноги.

— И никаких оговорок?

Мишель покачала головой, не в состоянии говорить.

— Если пастор поженит нас в доме твоих родителей, скажем, через две недели, считая от этой субботы? Как ты думаешь?

Мишель быстренько посчитала в уме.

— За два дня до Рождества? Да мама просто с ума сойдет!

Он потрогал пальцем часто-часто бьющуюся жилку у нее на горле.

— Не сойдет.

— Никос…

— Я люблю тебя, — проникновенно сказал он. — Люблю

все в тебе. Как ты улыбаешься, как ты смеешься, как ты говоришь. — Он коснулся губами ее губ. — Я хочу делить с тобой свою жизнь, каждый ее день и каждую ночь. До самой смерти.

Мишель закрыла глаза, пытаясь удержать внезапно подступившие слезы.

— По правде говоря, ты был просто невыносим с того самого момента, когда я тебя заметила, — призналась она дрожащим голосом.

— Наглый грек, который принялся самоуправничать и из-за которого все в твоей жизни пошло кувырком, да?

Мишель улыбнулась, сдерживая слезы.

— Что-то вроде этого. — В ее глазах загорелись веселые искорки. — Никогда в жизни не забуду. — Ее лицо посерьезнело. — Слава Богу.

— Это была судьба, pedhakimou. — Он обхватил ладонями ее лицо и отер большими пальцами слезинки со щек. — Это по ее велению мы оказались в одном и том же месте в одно и то же время.

— Ты что, с самого начала не считал наш уговор временным?

Он поцеловал ее в кончик носа.

— Нет.

— А когда ты все решил?

— Когда пришел в тот вечер к Бейтсон-Берроузам, увидел тебя и понял, что хочу жить с тобой.

— Но почему?

Никос улыбнулся и тряхнул головой, словно подсмеиваясь над самим собой.

— Интуиция. Судьба подбросила мне джокера.

— И ты не замедлил им воспользоваться, — со смешком заметила Мишель.

— Ты за это меня ругаешь?

Мишель подняла руки, обхватила его за шею и притянула его голову к себе.

— Я люблю тебя, — сдержанно проговорила она, глядя ему в глаза. — И буду любить, пока жива.

— Пошли обратно в постель.

Мишель состроила гримаску.

— Спать?

— Временами. — Он жадно поцеловал ее. — А когда встанем, нас ждут хлопотные дни.

«Как же он был прав», — думала Мишель, целуя мать и переходя в объятия отца.

Каждый новый день был суматошнее предыдущего. Казалось, этому не будет конца, но все эти вроде разрозненные усилия тем не менее слились воедино, чтобы превратить день их свадьбы во что-то необыкновенное.

Были слезы и смех, священник объявил их мужем и женой, и Никос поцеловал ее.

Потом были снимки на память и разрезание свадебного торта.

И наконец наступил момент, когда к дверям подкатил длинный-предлинный лимузин, и они отправились в Брисбен, где их ждал номер. А рано утром им предстояло лететь международным рейсом.

— Ну вот, мы все сделали как надо, — радостно проговорила Мишель. Длинный «кадиллак» между тем покинул Соврин-Айлендз и мчался по шоссе, ведущему

к Тихоокеанской автостраде. Оттуда до Брисбена сорок пять минут езды.

Никос взял ее руку и поднес к губам.

— Думала, не справимся, agapemou?

Она задорно улыбнулась.

— Ну что ты! Вы с мамой — внушительная команда.

Никос поцеловал палец, на котором сверкало обручальное кольцо, мысленно благодаря Бога за то, что он помог ему найти свою женщину, свою жену.

У него всплыл в памяти тот вечер, когда они встретились. А ведь он чуть не поручил поездку в Австралию одному из своих сотрудников… У него похолодело сердце при мысли о том, что он мог никогда не встретить Мишель, никогда не испытать радостей ее любви и никогда не соединиться с ней.

Он еще ни разу не видел ее такой красивой, как сегодня. Платье, фата… все это только подчеркивало красоту ее сердца и души.

Можно было утонуть в светящейся глубине этих зеленых глаз, и Господь простил бы мужчину, который, почувствовав прикосновение этих мягких губ к своим губам, решил бы, что он уже умер и находится на небесах.

— Шампанского хочешь?

— Нет.

Она склонилась к Никосу и положила голову ему на плечо.

— Устала?

— Немножко.

— Мы закажем ужин в номер и ляжем спать пораньше.

Мишель представила себе, как это все будет, и засмеялась.

— Звучит заманчиво.

Никос поднял руку и стал гладить ее по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. Мишель почувствовала, как ее клонит ко сну.

— Я тебе говорил, что мы проведем две недели в Париже, после того как я закончу со своими совещаниями в Нью-Йорке?

— В Париже?

Триумфальная арка, Эйфелева башня… атмосфера, в которой отражена сама душа Франции…

— В Париже, — повторил Никос. — Это будет наш немножко запоздалый медовый месяц.

— Я поняла, почему в тебя влюбилась.

— Мое неотразимое обаяние подействовало, да? — шутливо сказал он, и Мишель почувствовала, как его пальцы сплетаются с ее пальцами.

— Я полюбила Никоса Алессандроса, человека, не за богатство и положение, а просто потому, что ты такой, какой есть. Тебя, вот кого я полюбила, — возбужденно проговорила Мишель.

— Говорят, мужчина таков, каким его делает женщина.

— И наоборот, — живо подхватила Мишель и умолкла, о чем-то размышляя.

Перед тем как уехать, она уладила все дела — договорилась о том, чтобы ее квартиру сдали в аренду, вместе с Эмилио провела собеседование с несколькими людьми насчет работы в галерее, и они остановили наконец свой выбор на одной очень компетентной молодой женщине, которая, если Мишель, конечно, не ошиблась, будет хорошей деловой парой для Эмилио.

Сама же она, где бы ни была — в Нью-Йорке, Париже, Афинах, Риме или еще где-то, — будет поддерживать связь с Эмилио, благо в современном мире это не проблема.