Хочу замуж!
Шрифт:
— Гаврилыч, ты чё пургу гонишь? Нас тут целых полтора месяца не было.
— Не полтора месяца, а пять недель, — продолжал настаивать на своём оппонент Костика.
— Всё равно много. Мог бы, Гаврилыч, за нами и соскучиться! — загоготал кто-то третий.
Деревянные ступеньки на крылечке под тяжестью трёх, пока ещё невидимых мне собеседников, уже не скрипели. Они вздрогнули и надрывно застонали, оплакивая свою горькую, поистине несчастную долю. А я подумала, что так стонать могли, наверное, лишь бурлаки на Волге. Мне даже захотелось заткнуть уши.
Но
В нешироком от сотворения данного торгового помещения дверном проёме одновременно показались трое. Два крепыша: один примерно мой ровесник, другой лет на десять старше, и маленький невзрачный мужичок среднего возраста.
Они пихали друг друга локтями, пытаясь поскорее оказаться внутри магазина, словно здесь, как в добрые советские годы (мне об этом рассказывала бабушка) выбросили на прилавок какой-то дефицит, и нужно было срочно занять очередь, чтобы потом узнать, а за чем ты, собственно, в эту очередь встал, ведь покупали тогда всё подряд. Слава богу, времена нынче другие.
Занятное соперничество закончилось тем, что маленький мужичок, благодаря своей скромной физической форме, умудрился пролезть вперёд. Двое крепких ребят в спортивных костюмах удивлённо воззрились друг на друга, затем почесали свои выбритые затылки и прошли внутрь. При виде них продавец вдруг побледнела и спряталась за спину Большова. А я догадалась, что эти двое — здесь гости незваные и нежеланные.
Окинув покупателей быстрым настороженным взглядом, хозяин магазина — тот самый маленький, худой, невзрачный мужчина — прошёл за ширму, разделявшую помещение на две части. Тот, что помоложе (Ему я мысленно присвоила прозвище «Консервная банка» за безнадёжно-тупое выражение лица), принялся туда-сюда ходить, засунув руки в карманы штанин и зачем-то прислушиваясь к скрипу половиц. Тот, что постарше (Он имел более осмысленный взгляд, но не совсем обычной формы глаза, за что и удостоился лаконичного прозвища «Сова») начал присматриваться к ценникам на товарах.
Я решила последовать его примеру. Сколько можно ещё торчать тут без дела? Правда, пришлось оторвать Большова от его милой беседы. Мне же теперь придётся возвращаться с физруком на его велике, поскольку ноги меня уже не держат.
Пока мы с моим коллегой товар выбирали (После сегодняшнего марш-броска я была бы рада закупить впрок товара, но меня останавливало отсутствие в моём жилище такой необходимой вещи, как холодильник), из-за ширмы показался хозяин магазинчика. Его незваные гости сразу же оживились, и все вместе они отошли к окошку. Света в помещении стало ещё меньше, и я уж хотела было возмутиться, однако, меня в этом вопросе опередили другие и весьма сомнительные личности.
— Гаврилыч, я не понял? Ты чё нам фуфло подсовываешь?
— О чём ты говоришь, Костик? Это же реальные
Хозяин магазинчика съёжился, отчего стал казаться как будто бы ещё меньше.
— У тебя было пять недель, Гаврилыч, чтоб собрать бабки.
— Так сейчас же, Толик, осень. Народ весь на огородах занят. Вот выручка и упала. А я что тут могу поделать?
— Не верь, Толян, этому старому хрену, — заявил Костик-Консервная банка, обращаясь к старшему товарищу: Сморкалкой своей чую: брешет он.
— Какое мне, блин, дело, Гаврилыч, до твоих заморочек с выручкой? — грозной глыбой Толян-Сова навис над хозяином магазинчика: Ты чё, забыл, с кем дело имеешь? Давай, гони бабки побыстрее!
— Ну, нет у меня, братцы, денег! Вон, Тонька, моя продавщица, не даст соврать: я ей зарплату за два месяца уже задолжал, — чуть дребезжащий голос Гаврилыча выдавал его волнение: А вам я отдам должок при первой же возможности.
— Ты эти сказки, старый, можешь своей занюханной тёлке наяривать, — встрял в разговор Костик-Консервная банка. — Мы — пацаны правильные, толкуем по понятиям. Гони бабки, и лучше не зли нас, ясно?
— Я не понял, ребята? Вы кого занюханной тёлкой назвали? — теперь в эту милую беседу вступил Большов.
Его круглое лицо и крепкая шея от гнева покраснели. Глаза сузились. Широкие ноздри затрепетали. С моего коллеги сейчас можно было бы писать картину под названием «Ярость». Правда, одёжку на нём следовало бы другую нарисовать. Речь не идёт о костюме Бэтмена. Пусть будет даже какой-нибудь замасленный рабочий комбинезон, но только не эта сатиновая рубашка в цветочек. Уж больно она простенькая.
Оставив свои стоптанные тапки у прилавка, босоногий Большов неспешной, даже ленивой походкой вышел на середину магазина. Чуть наклонив вперёд голову, и упираясь крепкими ногами в пол, он встал и принялся разминать кисти рук. Очевидно, приготовился к драке.
— Кого? Да вон ту корову в голубом фартуке! — презрительно кивнув в сторону, съёжившейся от его слов, продавщицы Тони, Костик-Консервная банки расстегнул олимпийку и пренебрежительным тоном процедил сквозь зубы: Слышь, я не понял? Ты воще кто? Чё суёшь своё немытое мурло, куда тебя не просят?
— Сейчас же извинись перед девушкой, урод!
Большов схватил Консервную банку за края олимпийки и, притянув к себе, стал трясти, как грушу. Костик попытался вырваться, но физрук был его выше, шире в плечах и, кажется, сильнее. Заломив самоуверенному парню руку за спину, учитель физкультуры дал ему хороший подзатыльник и повторил:
— Извинись перед девушкой, ясно? Я и не таких ещё на место ставил.
— Э, братан, чё за дела? Тебя кто сюда воще звал?
Кажется, я поторопилась, присвоив второму вымогателю (А в том, чем занимаются эти ребята в спортивных костюмах я уже нисколько не сомневалась) прозвище Сова за более осмысленный взгляд в сравнении с его младшим товарищем. Ведь сова — это символ мудрости, а тут налицо — явная деградация вкупе с потрясающей заторможенностью.