Ход Алисизации

Кавахара Рэки

Когда Ринко впервые обняла Каябу, первое впечатление у нее было – «чахлый соевый росток». Бледное лицо, мятый белый халат, вечно какие-то приборы при себе – все это она помнила совершенно отчетливо. И как она затащила его в Сёнан [10] на замызганной малолитражке.

«Если не будешь видеть солнышко хоть иногда, идеи перестанут рождаться!»

Такой совершенно неожиданный выговор она устроила сидевшему на пассажирском сиденье Каябе. Он посмотрел на нее удивленно. «А ты не думаешь, что естественное освещение можно эмулировать?» –

в конце концов спросил он, чем потряс Ринко до глубины души.

10

Сёнан – курортный приморский регион в центральной Японии, южнее Токио. Эносима, упомянутая во второй главе, – остров в середине этого региона.

Вскоре она открыла для себя другую сторону знаменитого юного Каябы: его, по-видимому, невозможно было изменить в социальном плане. Он так и оставался чахлым соевым ростком; всякий раз, когда Ринко заходила к нему в комнату, она отчитывала его, готовила еду и заставляла его есть.

Он никогда не отвергал меня. Может, он пытался просить меня о помощи, а я этого не понимала? Этот вопрос Ринко задавала себе бог знает сколько раз, но ответа так и не получила. Человек по имени Акихико Каяба до самого конца не полагался ни на кого, кроме себя. Ему нужно было только одно – «другой мир»; он хотел подойти к двери, запретной для людей, потому что они не боги.

Много раз Каяба заговаривал о парящей в воздухе гигантской крепости, которую он видел во сне. Крепость состояла из множества уровней, и на каждом были города, леса и луга. Перебираться с уровня на уровень можно было по длинным лестницам, а на самом верху возвышался красивый, как мечта, дворец…

«А там кто-нибудь есть?»

Когда Ринко спросила его об этом, он улыбнулся и ответил: «Я не знаю».

«Когда я был маленьким, мне каждую ночь снилось, как я направляюсь к этой крепости. Каждую ночь я карабкался по лестницам, шаг за шагом приближаясь к небу. Но однажды я перестал видеть во сне мою крепость. И я почти забыл этот бесполезный сон».

Однако на следующий день после того, как Ринко защитила диплом бакалавра, Каяба отправился в ту небесную крепость и не вернулся назад. Он всего лишь обратил парящую крепость в реальность собственными руками, забрал с собой десять тысяч игроков, а Ринко оставил на земле одну…

– Про то, что началась та история с SAO, я узнала из новостей, и там были имя и фотография Каябы-куна. Я просто не могла в это поверить; но когда я взяла машину и поехала к нему домой, то увидела множество полицейских машин и поняла, что это правда.

Ринко вдруг почувствовала, что у нее впервые за долгое время заскребло в горле, но продолжала говорить запинаясь.

– Он так и не сказал мне ничего до самого конца. Все как тогда, когда он только начал свое путешествие. Не прислал мне ни единого мэйла. Мм… я действительно была полной дурой. Я тоже участвовала в разработке нейрошлема, и я знала, что он в «Аргусе» делает игры. Но я никогда не понимала, о чем он думал… Когда Каяба-кун исчез, я в его поисках исколесила всю Японию. И наконец смогла догадаться. Я вспомнила одну странную штуку: как-то раз я видела

в навигационном журнале его машины маркер в горах Нагано. У меня возникло предчувствие, что он там. Если бы я тогда рассказала полиции о том месте, вся история с SAO могла бы пойти по другому пути…

Возможно, если бы полиция вошла в его горную виллу, Каяба убил бы всех игроков, как и заявлял раньше. Однако Ринко верила, что он не сделал бы этого.

– …Я сбежала из-под надзора полиции и отправилась в Нагано одна. Три дня я там искала по памяти эту виллу, вся изгваздалась в грязи… Однако я так старалась вовсе не для того, чтобы стать его сообщницей. Я… хотела убить Каябу-куна.

Как и при их самой первой встрече, на лице Каябы не было и намека на сомнение, когда он поздоровался с Ринко. Она до сих пор не могла забыть тяжелое, холодное ощущение ножа, который держала за спиной.

– Но… прости меня, Асуна-сан. Я не смогла его убить.

Ринко не смогла избавиться от дрожи в голосе – все ее силы уходили на то, чтобы не заплакать.

– Я больше не могу лгать о том, что тогда было. Каяба-кун знал, что у меня нож, но всего лишь сказал «что за беспокойная девушка» в своей обычной манере, а потом надел нейрошлем и вернулся в Айнкрад. Его совершенно не смущала ни борода, которая у него отросла за время его долгих погружений, ни следы от капельниц на обеих руках. Я… я просто…

Больше Ринко не смогла произнести ни слова; она сидела, пытаясь привести в порядок дыхание.

Наконец ей удалось успокоиться, и Асуна сказала:

– Ни Кирито-кун, ни я никогда не винили вас, Ринко-сан.

Девушка на десять лет младше ее вдруг подняла голову и посмотрела на Ринко с неясной улыбкой.

– …Я… Может, не так, как Кирито-кун, но я действительно ненавижу гильдмастера… Акихико Каябу… нет, я сама не знаю, даже сейчас.

Ринко вспомнила, что Асуна принадлежала к гильдии, которую создал в том мире Каяба.

– Да, в Айнкраде погибли четыре тысячи человек. Когда я пытаюсь представить себе… какое отчаяние и страх они испытывали, когда умирали, я понимаю, что не могу простить гильдмастеру его преступление. Но… Это, может, эгоистично, но мне кажется, что то короткое время, что я жила в том мире вместе с Кирито-куном, было тогда лучшим временем в моей жизни.

Асуна двинула левой рукой, как будто хотела взяться за что-то возле пояса.

– И виноват не только гильдмастер, но и я виновата, и Кирито-кун виноват, и вы тоже виноваты, Ринко-сан… Однако мне кажется, что никаким наказанием никому эту вину не искупить. Скорее всего, до искупления мы не доживем, но все равно мы должны жить и смотреть в лицо своей вине.

Ночью Ринко приснились те далекие времена – когда она была студенткой и ничего еще не знала.

Каяба спал мало; он всегда просыпался раньше Ринко, пил кофе и читал газеты. Ринко просыпалась, когда солнце уже полностью вставало, и Каяба неловко улыбался, будто общаясь с заспанным ребенком, и говорил ей «доброе утро».

– Надо же, такая беспокойная девушка. Отправилась в такую даль.

Тяжелый голос заставил Ринко приоткрыть глаза. Она почувствовала посреди темноты высокую фигуру.