Ходячий замок (илл. Гозман)
Шрифт:
– Маской? – завизжала Софи.
Хоул рассмеялся ей в лицо.
– Да уж наверное, раз вы сами ее поддерживаете, – сообщил он. – Ну и семейка, право! Может быть, вас тоже на самом деле зовут Летти?
Для Софи это было слишком. Тут в комнату бочком протиснулся Персиваль с ведром гербицида в руке. В ведре еще оставалась добрая половина едкой жижи. Софи уронила бидон, отняла у Персиваля ведро и швырнула им в Хоула. Хоул пригнулся. Майкл увернулся от ведра. Гербицид вспыхнул зеленым пламенем от пола до потолка. Ведро грянулось в бадью с цветами, и цветы мгновенно погибли.
– Ух ты! – одобрил Кальцифер из-под поленьев. –
Хоул осторожно извлек череп из-под бурых останков цветов и обтер его о рукав.
– Еще бы не лихо, – заметил он. – Софи у нас не мелочится. – Обтертый череп побелел, как новенький, а на черном рукаве появилась линялая голубая с серебром полоса. Хоул положил череп на стол и скорбно оглядел рукав.
Софи совсем было решилась развернуться и уйти из замка куда глаза глядят, но все равно идти пришлось бы по дороге, а на дороге болталось Пугало. Тогда она плюхнулась в кресло и стала там злиться. Слова больше не скажу этим мерзавцам, думала она.
– Софи, – подал голос Хоул, – я старался как мог. Неужели вы не заметили, что в последнее время кости ноют куда меньше? – Софи промолчала. Тогда Хоул махнул на нее рукой и обратился к Персивалю. – Рад видеть, что вы все-таки собрались с мыслями. А то вы меня здорово напугали.
– Я правда почти ничего не помню, – виновато поежился Персиваль. Но он и в самом деле не казался больше полоумным. Он взял из угла гитару и пробежался пальцами по струнам. У него тут же получилось подобие мелодии.
– Завидую белой завистью, – с жалобным видом заявил Хоул. – Мне, знаете ли, от рождения медведь на ухо наступил. Рассказали ли вы Софи всю правду? Может быть, вы вспомните, чего от вас добивалась Ведьма?
– Она хотела выведать все, что я знаю про Уэльс, – ответил Персиваль.
– Так я и думал, – серьезно сказал Хоул. – Ладно. – И он отправился в ванную и не появлялся два часа. Все это время Персиваль наигрывал на гитаре медленные задумчивые мотивы, словно бы учился, как обращаться с инструментом, а Майкл ползал по полу с дымящейся тряпкой, пытаясь избавиться от следов гербицида. Софи сидела в кресле и не произносила ни слова. Кальцифер то и дело выскакивал из-под поленьев, поглядывал на нее и прятался обратно.
Хоул вышел из ванной в костюме, сверкающем чернотой, с волосами, сверкающими белизной, и в облаке пара, благоухающего горечавкой.
– Вернусь поздно, – бросил он Майклу. – В полночь наступает день Середины лета, и Ведьма наверняка что-нибудь отмочит. Поэтому держи оборону наготове и, будь добр, не забудь, что я тебе сказал.
– Хорошо, – кивнул Майкл, бросая в тазик дымящиеся остатки тряпки.
Хоул повернулся к Персивалю:
– Кажется, я знаю, что с вами стряслось. Разобраться с тем, где у вас кто, – та еще работенка, но вот я вернусь, и завтра попробуем. – Хоул направился к двери, но остановился, взявшись за ручку. – Софи, вы со мной по-прежнему не разговариваете? – печально спросил он.
Софи понимала, что Хоул и в раю будет ныть, если сочтет, будто это его красит. И к тому же он только что беззастенчиво воспользовался ею, чтобы разговорить Персиваля.
– Нет! – рявкнула она.
Хоул со вздохом вышел. Софи подняла голову и увидела, что ручка повернута вниз черным. Ну и пожалуйста, подумала она. Какое мне дело до того, что завтра день Середины лета! Я ухожу!
Глава двадцатая,
Наступил рассвет дня Середины лета. Примерно в тот же миг Хоул ворвался в дверь с таким грохотом, что Софи так и подскочила в своем уголке, решив, что Ведьма гонится за ним по пятам, не иначе.
– Позабыли взять меня в игру! Им все равно, что завтра я умру! – проревел Хоул.
Софи поняла, что он пытается напеть Кальциферову песенку про кастрюлечку, и улеглась обратно, после чего Хоул немедленно споткнулся о кресло и растянулся, так пнув при этом табурет, что он улетел на другой конец комнаты. Затем Хоул безуспешно попытался подняться наверх сначала через кладовку, а потом через двор. Это его несколько озадачило. Однако в конце концов он обнаружил лестницу – всю, кроме нижней ступеньки, – и рухнул на нее лицом. Замок сотрясся до основания.
– В чем дело? – холодно спросила Софи, просовывая голову между столбиками перил.
– Встреча регбийного клуба! – с величайшим достоинством отвечал Хоул. – Неужели вы забыли, что я играю за сборную университета, миссис Проныра? [2]
– Странноватые у вас игры, – пробурчала Софи.
– Я великий чародей и невидимое зрю направо и налево, – укорил ее Хоул, – и как раз направлялся в постель, а вы мне дорогу загораживаете. Я знаю, как прошлое вернуть и отчего хромает бес…
2
Настало время раскрыть секрет песенки Кальцифера про кастрюлечку. Это «Sosban Fach», гимн валлийской лиги регби, в которой состоит и Хоуэлл Дженкинс; в ней поется о том, что «Время идет, кипит кастрюлечка в очаге, а жизнь продолжается».
– Иди ляг, придурок, – сонно промычал Кальцифер. – Ты же пьян в стельку.
– Кто, я? – оскорбился Хоул. – Заверяю вас, друзья мои, я тре… тер… тверез как стеклышко! – И он поднялся и побрел наверх, держась за перила, словно боялся, что стоит их отпустить – и они куда-нибудь денутся. Дверь спальни ловко увернулась от него. – Какое гнусное коварство! – заметил чародей, натыкаясь на стену. – Спасением мне станет мое сиятельное бесчестье и леденящая душу злобность… – Он еще несколько раз наткнулся на стену – в разных местах, – а потом наконец обнаружил дверь спальни и вломился в нее. Софи было слышно, как он там падает на пол, жалуясь, что кровать постоянно отпрыгивает в сторону.
– Просто ужас что такое! – сказала Софи и приняла решение немедленно уходить.
К несчастью, от грохота проснулись Майкл и Персиваль, который устроился на ночлег на полу в комнате Майкла. Майкл спустился вниз и заявил, что совсем не хочет спать и что можно пойти и по холодку набрать цветов для гирлянд к празднику. Софи была не против в последний разок сходить за цветами. Снаружи висел теплый молочный туман, напоенный запахами, и сквозь него проглядывали приглушенные цветные пятна. Софи заковыляла по траве, пробуя мокрую почву тростью и прислушиваясь к щебету и писку тысяч певчих птиц. Ей было жалко лишаться всего этого. Она погладила влажную атласную лилию и повертела в пальцах колкий лиловый цветочек с длинными пушистыми тычинками. Оглянулась на высокий черный замок, рассекающий туман у нее за спиной. Горько вздохнула.