Хохочущий Шилимбо
Шрифт:
Сон…. Ужин… Сон….
Неприятности начались на шестой день. Одна из колбас покрылась белой плесенью, но съесть её было надо в первую очередь. По расчётам. А что такое плесень? Пенициллин! Вот Пётр её и приговорил на завтрак…. А под вечер желудок то и зашалил. Вследствие чего долгое время поток монет ссыпался вниз через другую дырку. Но обнаглевшие в последнее время крысы воспользовались этим моментом продолжительного затишья для массированной атаки на съестные припасы. То ли в подвале засыпались все их основные норы с питанием, то ли выходов больше не осталось, но наглые твари в последнее время подбирались к настилу всё ближе и ближе. Когда Пётр, словно Олень Золотое Копытце прискакал в своё гнёздышко, оттуда сыпануло с десяток серых бестий. Что толку было швырять в них монеты ногами? Часть пищи была
На седьмой день пришлось зубами перепрятывать оставшуюся пищу, на время непрекращающихся походов в туалет. Желудок хоть и успокаивался, но продолжал беспокоить. Помимо этого всё тело стало невыносимо чесаться. Особенно в местах особо нуждающихся в личной гигиене. У Петра даже возникли некие подозрения на маленьких совсем существ, но если крысы их могли занести на одеяла, то откуда могли взяться ещё меньшие? Ведь по странному стечению обстоятельств за две недели до своего рождения Губанов прошёл очередное обследование и ни с одной женщиной с той поры близко не общался. Несущийся откуда-то из дымоходных стволов смех, усилился.
На восьмой день, когда Пётр полоскал зубной пастой рот, по неосторожности целый рот монет низвергся в миниатюрный умывальник. И тот уже к вечеру засорился намертво. Шилимбо это тоже изрядно повеселило. Перчатки на краях стали протираться и сквозь дыры стали видны покрасневшие участки кожи. Видимо где только монеты по миру не собирали!
На девятый день раздражение тела стало переходить в постоянное жжение. В связи с чем Губанов, додумался пустить воду в умывальнике, усесться на горку монет в раковине, и хоть таким образом провести частичное омовение. В первый раз у него получилось просто превосходно. Во второй – ещё лучше. А вот в третий…. Умывальник рухнул под тяжестью евронесущего тела, и Пётр только чудом не получил тяжёлой травмы. Но вот хлынувший в сторону поток денег неимоверно удачно, сразу и навсегда забил унитаз. Впервые в своей жизни Губанов еле сдерживался, что бы не заплакать от грохочущего хохота осатаневшего от радости Шилимбо. Но затем представил, какой смешной фильм смотрит где-то царь козлоногих, и сам, тут же разразился ответным истерическим смехом.
Первая половина десятого дня прошла в стойких мучениях и борьбой с длительным воспитанием. Но потом Пётр плюнул на условности, вспомнил о несчастной жизни отсталых обитателей своих любимых книжек и выделил для нужд организма один из углов. Но когда увидел, что металлические деньги тут же засыпают дурно пахнущие места, философски решил просто в последствии не брать оттуда ни одной монеты. Мол, мне и так хватит!
Мало того, он стал замечать за собой, что смотрит на евро если не с омерзением и брезгливостью, то уж с полным равнодушием точно. И часто подумывал: «Оно мне надо? Сидел бы себе сейчас с ребятами в нашем любимом месте. Пил бы пиво. Приставал бы к тёлам. И ржал бы до опупения! А сейчас?! Весь в дерьме и презренном металле! Купил меня коварный Шилимбо! Купил!» Руки стали неметь и почти потеряли чувствительность. Возникали обоснованные предположения, что на остаток жизни они так и останутся искривленными и …сложенными.
На десятый день случилось самое страшное и непоправимое: погас свет. В разгар обеда. Пётр долго и бесполезно попытался узреть расширенными глазами электронные часы и запоздало пожалел, что не догадался вставить батарейку. Хотя может это явление временное? Но прошло несколько часов, и стало ясно: свет отключили бесповоротно и до конца света. Но Пётр мечтал лишь об одном: что бы завтра ретивые строители не начали сносить здание.
– Два дня я продержусь! – убеждал он себя вслух. – А уж последние сутки без труда покараулю своё богатство! Жаль, фэнтези читать не смогу. Но…. я ведь помню лучшие перлы дословно! Как там: «она подбрасывала в руках кусок первородного пламени, и трепещущие вампиры белели от страха».
Новых взрыв смеха перекрыл несущийся из дымоходов хохот Шилимбо.
Одиннадцатый день прошёл в странных галлюцинациях. Хорошо хоть ходить далеко не надо было в туалет. Но чувство реальности стало пропадать из мироощущения Губанова.
Последние сутки начались, чуть ли не трагически. Произошло страшное: Пётр плакал и жалел о том, что он родился на этот свет. Вернее: в этот густой и жуткий мрак. Несколько раз он подходил к своей баррикаде с неодолимым желанием вырваться на волю и прекратить этот кошмар. И каждый раз его останавливало лишь одно: ярость на смех Хохочущего Шилимбо. Каждый последний час – казался сутками. Каждая последняя из минут – тянулись вечностью.
Но вдруг звон прекратился. Именно по этому Пётр догадался об окончании всего процесса – сто миллионов евро находилось у него под ногами.
Прилипшие остатки рукавиц, отдирал от рук минут пятнадцать. Изредка попивая водичку, да смеясь всё с большим облегчением. Затем в полной темноте, с большим трудом достал таки невероятно высоко подвешенный рюкзак с НЗ. Зажжённая свеча – показалась Солнцем. Не так уж ярко светящий фонарь – чуть вообще не лишил зрения. А извлечённая с радостным визгом фляга со спиртом – стоила в тот момент гораздо больше, чем груды металла, в отсыревшем подвале.
Первым делом Губанов развёл спирт и выпил добрых полкружки. Затем разделся до гола и вымылся ледяной водой под краном. Щедро поливая сверкающие груды монет смываемой с тела грязью. Ещё полкружки спирта вернули тело к нормальному кровообращению. Одевшись в сухое и чистое бельё, Пётр набросился на тушёнку с сухарями. А уже через три часа распевал песни самого различного толка. А потом заснул, даже забыв о крысах.
Проснулся от какого-то назойливого скрежета. Посветил на часы: до конца оговоренного срока, около сорока минут. И побрёл на поиск источника подозрительных звуков. Оказалось, они исходят от массивной и железной двери. Кто-то ковырялся ключом в замочной скважине! Надо же! А ведь утверждали, что ключ потерян! Пётр прильнул к щёлке у косяка и прислушался. Оказалось что старый сторож, работавший здесь когда-то прежде, проходя мимо, услышал за дверью странный звон и решил проверить, что там в подвале творится. Видимо по старой привычке пенсионеру не спалось по ночам и тянуло на свои прежние места боевой молодости. Вот он и решил доискаться причины таинственного звона. Но так как центральная дверь не поддавалась из-за внушительной баррикады, то старик вспомнил о гигантском ключе, который завалялся у него дома. И решил проверить таки подвал через другую дверь. И сейчас он с каким-то своим престарелым собутыльником лил смазочное масло в скважину и время от времени пробовал провернуть ключ.
«Пробуйте олухи старые, пробуйте! – радовался Пётр, давясь от смеха. – А вот брёвна вы никаким тараном не вышибите! А мне – пять минут осталось до полного счастья!!!» Какого же было его удивление, когда после щелчка замка, дверь дёрнулась и со страшным скрипом открылась …наружу!!! И лучи яркого солнечного утра осветили мрачный подвал с горами монет по одному евро. Пётр Губанов превратился в статую. Он не мог ни кричать, ни дышать, ни, как обычно, смеяться. Стариков тоже вначале чуть кондрашка не схватила, но потом до них донёсся идущий от Петра запах перегара, и самый деловой из них презрительно сморщился:
– Да ты парень бомж?! Тоже нашел, где прятаться. Мать родная, а нагажено как почти в каждом углу! Смотри друга, как бомжи живут, а ведь вон там туалет есть….
– Так ведь свет-то отключили, вот он в темноте там и бродил….
Случилось самое страшное: старики не видели ни одной монеты…. Вот почему Шилимбо стал смеяться ещё громче! Так всё устроил, что и победить невозможно было. Никогда! Никому!
– А вы хохот слышите? – странный вопрос из уст окаменевшего Петра, похоже, испугал таки стариков не на шутку. Они ругнулись, разворачиваясь, и поспешили от греха подальше. Ведь никто не захочет связываться с умалишёнными. Губанов лишь скорбно улыбнулся …и сам зашагал за стариками следом. Лишь пройдя два квартала оглянулся, да так и замер с вывернутой шеей: вся гора денег …перемещалась за ним следом. Все сто миллионов! И чистые, и загаженные, и мокрые от непонятной жидкости…. Уже догадываясь, что всё это значит, Пётр нагнулся, взял полную горсть монет и швырнул их под ноги прохожим. Ноль внимания! Хоть монеты и отскакивали от каменных стен и тротуаров, весело звенели, но…! Никто в целом мире их не видел! И не слышал! Кроме одной единственной живой души – Петра Губанова.