Хокка
Шрифт:
– Имширцао, – негромко сказал незнакомец, – Верховный прислал за тобой.
Имширцао вскочил, уронил на пол свиток, воскликнул:
– За что?!
– А это, – незнакомец брезгливо поморщился и указал мечом на свиток, – ты возьмешь с собой.
– Нет!
Но незнакомец, обернувшись, властно выкрикнул:
– Взять!
И тотчас в кабинет вбежали двое воинов и заломили Имширцао руки за спину. Тот попытался было вырваться, но тщетно. Незнакомец с улыбкой сказал:
– Имширцао, опомнись, нас могут увидеть.
Бессмертный сразу сник. Еще одна привычка: люди даже не должны себе представить, что боги могут
Имширцао, неспешно шагая впереди сопровождавших его воинов, спустился во внутренний двор, сел в поджидавший его паланкин и приказал открыть ворота. Перепуганный сонный привратник, косясь на обнаженные мечи, не сразу совладал с засовом, а потом еще долго смотрел вслед удалявшейся процессии.
Задернув полог паланкина, Имширцао откинулся на мягкие подушки и закрыл глаза. Куда они его несут? Караваны с зерном поднимались на холм и скрывались в пустыне. Там, за пустыней, столица, Верховный. Верховный, сказал незнакомец, призвал Имширцао… А паланкин почему-то несут от поселка к Реке. Быть может, боги отправляются в столицу по воде? Вода поднялась на пять с четвертью му. Люди работают хорошо. Все подати уплачены, никто не голодает. Быть может…
Нет, не то. Воины резко свернули с тропы и пошли вдоль берега вниз по течению. И это хорошо, что над Рекой висит туман – видеть западный берег опасно. Можно лишь, слегка отдернув полог, посмотреть на прибрежные заросли тростника и послушать, как плещется рыба. Рыбу ловят сетями и вялят на солнце. Бунтовщиков бросают в воду. А что они сделают с ним?
Воины остановились. Имширцао вышел из паланкина и осмотрелся. Вдоль берега, сколько хватало глаз, расстилалась пустыня. Как далеко они ушли!..
– Имширцао, – окликнул незнакомец. – Я жду.
Он стоял на прибрежном камне и веслом придерживал легкую тростниковую лодку, которая слегка покачивалась на волнах. Имширцао спустился к воде, взошел на лодку и сел на корме. Незнакомец прыгнул за ним следом, оттолкнулся от берега и стал размеренно грести.
Туман над Рекой становился все гуще и гуще, и вскоре Имширцао уже не различал ни паланкина, ни воинов, ни берега, ни даже неба. У самого борта журчала вода, с негромким потаенным всплеском окуналось в Реку легкое весло и снова поднималось, окуналось, поднималось. Окуналось, поднималось. Казалось, это будет длиться бесконечно.
И вдруг незнакомец запел – однообразно, глухо, с хриплым придыханием растягивая странные, лишенные всякого смысла слова. Он перестал грести, прижал весло в груди и то шептал, то вскрикивал, а то и вовсе замолкал – и снова пел. И эхо разносилось над Рекой. И туман застилал все вокруг. Было душно и страшно. А когда незнакомец, отбросив весло, обернулся к нему, Имширцао с трудом облизал пересохшие губы и тихо, с гадкой дрожью в голосе, спросил:
– О чем ты пел? О смерти?
– Нет, – улыбнулся незнакомец и сел на дно лодки.
У него, как и у всех бессмертных, были длинные белые волосы цвета тумана и серая кожа, подобная водам Реки. Не потому ли, обращаясь к подданным, Имширцао всякий раз возглашал:
– Мы, дети Реки, говорим…
И бронзоволикие люди покорно становились на колени. Река несла им жизнь и пропитание, она спасала их от жажды и два раза в год дарила полям жирный ил, в Реке водилось много рыбы и, наконец, Река в своем чреве взрастила богов. Боги вышли на берег и милостиво согласились повелевать людьми. Власть сыновей Реки будет длиться ровно столько, сколько будет жить сама Река, а это значит – бесконечно. Богов необходимо ублажать, ибо Река может разгневаться, стремительно выйти из берегов и затопить поля, селения, пустыню, горы – всю страну, – и погубить людей. И люди, памятуя это, не противились бессмертным. Богам возводили дворцы и роскошные виллы, вокруг которых разбивались тенистые сады, в коих пели чудесные птицы, журчали ручьи, а в прохладных купальнях дно усыпалось отборным, просеянным через густое сито золотым песком. Диковинные фрукты, жареная дичь, вино, наложницы, неограниченная власть…
Но всё это осталось там, на берегу. А здесь весло отброшено и лодка медленно плывет вниз по Реке. Незнакомец молчит. Где-то плещется рыба. Вокруг непроглядный туман и, кажется, остановилось время.
– Скажи, – прошептал Имширцао, – куда мы плывем?
Но незнакомец и не подумал отвечать. Он по-прежнему сидел не шевелясь и пристально смотрел на Имширцао. А за его спиной…
Туман стал медленно редеть. И показались камни. Скалы. Берег. Высокий и отвесный западный берег, темневший в предрассветных сумерках. Так вот где умирает солнце! И, может быть, даже бессмертные на этом берегу уже никакие не боги, а становятся обычными смертными людьми. Ну что ж, пусть будет так. Имширцао вцепился руками в борта и стал ждать. Течение неумолимо влекло лодку на острые камни. Еще немного, и она…
Закружилась, вошла под нависавшую над Рекой прибрежную скалу и замерла в просторном гроте.
– Вставай! – приказал незнакомец и первым выпрыгнул из лодки.
И Имширцао не посмел ослушаться.
Вытащив лодку на камни, они по колено в воде прошли к дальней стене, поднялись по высоким, грубо выбитым в скале ступеням, потом, согнувшись в три погибели, пробрались по тесному лазу и наконец остановились возле старой истлевшей циновки, висевшей прямо на скале. Вокруг было темно, а через прорехи циновки пробивался слабый свет. Она, должно быть, прикрывала вход в какую-то пещеру.
– Что там? – с опаской спросил Имширцао.
Вместо ответа незнакомец подтолкнул его вперед. Имширцао, откинув циновку, вошел.
В небольшой полутемной пещере прямо на каменном полу сидел еще один бессмертный, всё серое тело которого было расписано желтым узором. Узор гласил о том, что власть Верховного мудра и беспощадна, а исполнитель его воли властен над всеми людьми и богами. Имширцао в дни великих праздников покрывал свое тело иными, менее могущественными знаками… Но главное не это – на коленях у бессмертного лежал тот самый свиток, который, как мечталось Имширцао, поможет ему – и только одному ему! – в предсказаниях разливов, взимании податей, розыске мятежников.