Холм демонов
Шрифт:
Доктор Серапионыч, конечно, хотел помочь несчастной женщине, но его методы были уж чересчур кардинальны. Хотя, надо признать, действенны. Так вот, доктор рекомендовал баронессе вернуть все «слямзенное». Конечно, это было жестоко с его стороны, и, возможно, надо было начинать как-то понемногу и по частям. Но он требовал все сразу — иначе излечение не будет полным и бесповоротным. Нет, мадам Хелена на такое решиться не могла. Это было выше ее сил. Да и квартира ее в таком случае опустела бы. Да, да! Опустела бы полностью. Ибо мебель ей заменяли исторические предметы. Так, например, кроватью служил саркофаг какого-то фараона (сама мумия стояла в прихожей в качестве вешалки). Столом — походный сундук Кутузова. А стулом — барабан,
Баронесса никого не приглашала к себе домой. Никто не видел ее дивных сокровищ. И она, будто скупой рыцарь, наслаждалась всем этим великолепием в одиночестве. Или, что скорее всего, не нашелся такой мужчина, ради которого стоило бы все это вернуть в музеи, а точнее — в их подвалы. Но с настоящими мужчинами всегда было непросто. Не то что с мумиями фараонов…
Когда после ужина гости вновь собрались в горнице у майора Селезня, Дубов проницательно глянул на баронессу:
— Судя по тому, сколь подробно и, я сказал бы, импульсивно вы рассказывали о малозначительном кувшине в присутствии господина Рыжего, главное вы приберегли для нашего узкого круга, не так ли?
— Что значит малозначительный! — искренне возмутилась баронесса. — Этому кувшину действительно цены нет… Но отчасти вы правы — кое о чем я действительно не хотела говорить при нашем уважаемом хозяине.
— Вам удалось что-то пронюхать в архиве? — напрямик спросил майор Селезень.
— Пожалуй, что да, — скромно ответила историк. — Первым делом относительно того, «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»
— Ну и какое же? — с нетерпением спросил Дубов.
— Это установить было довольно сложно, и за стопроцентную точность я не ручаюсь. Дело в том, что здесь летоисчисление ведется не с Рождества Христова и даже не от сотворения мира, а с воцарения каждого очередного Государя — сейчас, например, идет двадцать пятый год правления царя Дормидонта.
— Любопытненько, — не без иронии пробасил майор.
— А еще любопытнее, — подхватила баронесса, — что на здешних скрижалях сохранились сведения об известных нам событиях давних веков — есть упоминания и о князе Владимире, и о татаро-монголах, и даже о Юлии Цезаре, но, что самое удивительное, чем ближе к нашему времени, тем эти упоминания становятся все реже, а веку эдак к пятнадцатому и вовсе прекращаются. И вот я нашла документальное свидетельство о контактах некоего Кислоярского князя с ханом Батыем. Тогда я затребовала у главного летописца Саввича список кислоярских, а затем царь-городских правителей и сложила годы их правления, начиная с того князя, который имел сношения с Батыем. И знаете, что получилось? — Баронесса выдержала эффектную паузу и, понизив голос, сообщила: — Сейчас здесь идет тот же год, что и у нас. Ну, может быть, плюс-минус пару лет.
Когда возгласы изумления стихли, Дубов констатировал:
— Значит, мы не перенеслись ни в прошлое, ни в будущее, а попали в… ну, скажем так, в некий параллельный мир, который возник несколько сот лет назад. Каким образом — этого мы объяснить не сможем, а потому воспримем как данность. Некоторое время оба этих мира — «наш» и «ихний» — как я понимаю, были тесно связаны или даже плавно перетекали один в другой, но затем нити, их соединяющие, становились все тоньше и рвались одна за другой,
Несколько минут все молчали, «переваривая» последнее открытие. Потом вновь заговорила баронесса Хелен фон Ачкасофф:
— Вы, Василий Николаич, просили узнать что-нибудь о происхождении Рыжего. Так вот: результат — нулевой.
— В каком смысле? — Василий привычно извлек свой рабочий блокнот.
— Рыжий появился подле царя Дормидонта примерно на пятом году его царствования. Если родословные царь-городских бояр восходят чуть ли не к самому Рюрику, то Рыжий — человек вообще без какого бы то ни было происхождения. И вот за эту-то неродовитость его здешние бояре и воеводы, кажется, больше всего и ненавидят — даже больше, чем за те новшества, которые он пытается ввести, пользуясь благорасположением царя Дормидонта.
— И что он, все эти два десятка лет им пользовался? — недоверчиво спросила Надя. — В смысле, государевым благорасположением.
— Да нет, несколько раз царь под давлением бояр отправлял Рыжего в опалу, однажды даже назначил заведовать городской канализацией, которую тот незадолго до того и построил же, но всякий раз через некоторое время снова приближал его к себе.
— Почему — вы не выяснили? — заинтересовался Дубов.
— Трудно сказать. Может быть, в силу его деловых качеств и удивительной работоспособности — того, чего так не хватает боярам, которые способны только собольи шапки с гордостью носить да обливать друг друга медовухой. А еще — особые отношения Рыжего с царевной Татьяной Дормидонтовной. Но это уже из области сплетен. И хоть летописец Саввич поведал мне несколько пикантных историй про Танюшку и Рыжего, я им особого веса не придаю.
— В общем, Рыжий — человек без прошлого, — отметил Василий и что-то черкнул себе в блокнот.
— Но зато я узнала кое-что о князе Григории, — скромно сообщила баронесса. — Этот господин не только весьма древнего происхождения, но и сам весьма древний. Сколько времени он правит в Белой Пуще, не смог с точностью сказать даже летописец Саввич. Но не менее двухсот — я нашла в архиве некий договор о поставке ко двору князя Григория осиновых гробов Кислоярского производства, заключенный им и прадедушкой Дормидонта. К тому же князь Григорий подписался своим полным родовым именем — Князь Григорий I Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая. Из этого можно предположить, что князь Григорий состоит в родстве с теми самыми Цепешами, к каковым принадлежит и небезызвестный граф Дракула.
— И похоже, что собирается добавить себе еще и титул царя Кислоярского, — хмыкнул майор Селезень.
— Причем заметьте, майор — не кавалерийским наскоком, а обходным маневром, — добавила Надя. — Для начала заделавшись царским зятем.
— Вполне естественный путь, — заметила баронесса. — Борис Годунов для начала стал царским шурином, этот — царским зятем… Никакой оригинальности!
Внезапно за окном послышались какие-то возгласы. И так как они не прекращались, а становились все громче, Василий решил выглянуть на улицу и выяснить, в чем там дело.
— Только будьте осторожны, — напутствовала его Чаликова. — Не хватало нам тут еще во что-нибудь вляпаться.
Майор решительно поднялся со стула:
— Мы и так уже вляпались в порядочное дерьмо, но мне здесь нравится. Двину-ка и я с вами.
Внизу, прямо под крыльцом терема, толпился народ. Одни охранники отгоняли праздных зевак, а другие суетились вокруг какого-то богато одетого человека, лежащего на бревенчатом настиле улицы. С высоты крыльца за всей этой процедурой скорбно наблюдал Рыжий.