Холмы Варны
Шрифт:
– Что он говорил?
– Хотел узнать, не едет ли со мной молодой немец, по имени Аларих. Сам я его не видел, но, кажется, это был венецианец. Ну, если ты ему нужен, так он тебя разыщет.
– Да, – с горечью сказал Алан, – если я ему нужен, ой меня разыщет.
Чентано отошел, и Алан повернулся к девушке.
– Мне это не нравится.
– Неужели… неужели это сообщник Чезаре?
– А кто же еще?
– Но каким образом? Я хочу сказать – как…
– Швейцарец мог рассказать.
– Про что?
– Про то, как он
– Что же нам делать?
– Ничего. Только быть еще осторожнее. Вновь пускаться в путь вдвоем не имеет смысла. Мы уже этого попробовали. Лучше остаться с Чентано. Как ты думаешь, ему можно довериться?
– Конечно, – кивнула она.
– Тогда утром мы скажем ему, что нам грозит опасность. Можно будет даже признаться, что мы везем Альду ценную книгу. Мне не хотелось бы и на минуту расставаться с Алексидом, но в железном сундуке Чентано он будет в большей безопасности.
– Может быть, поговорим с ним сейчас же?
– В самый разгар веселья? Да к тому же он не слишком трезв. Ну ничего, эту ночь я спать не буду.
– Я могу посторожить половину ночи, – заявила Анджела. – Дай слово, что разбудишь меня.
– Хорошо, – обрадовано согласился Алан. Он понимал, что после такого вечера не заснуть будет трудно, однако следовало принять меры предосторожности – опасность опять стала грозной.
Тут их разговор был прерван. Во двор ворвалась еще одна шумная компания, и веселье разгорелось с новой силой.
Дюжий крестьянин, щеголявший серебряной цепью и алым кушаком, взгромоздился на бочку и принялся распоряжаться.
– А ну! – заревел он, словно довольный бык. – Всех угощаю, всех до единого!
Тут уж не помогло бы и лимонное деревце. Алан с Анджелой хотели было тихонько ускользнуть в дом, но к ним подскочил неизвестно откуда взявшийся хохочущий человечек с длинными серьгами и с флягой в руке. Алан твердо решил больше не пить, но человечек ничего и слушать не хотел.
– Лучше соглашайся, – шепнула Анджела. – Не то вспыхнет ссора. Ты ведь знаешь, какие они тут все гордые!
Да, это он знал. И понимал также, что ссора им совсем ни к чему. Кто-то вообразит себя оскорбленным, удар – и начнется общая свалка. А уж слуги Ястреба не преминут ею воспользоваться – если, конечно, они тут, в толпе. Однако он сделал еще одну попытку.
– Мы просим извинить нас, – сказал он вежливо. – Мы с моим другом пьем только разбавленное вино, а как ты сам видишь, кувшин пуст.
– Это не помешает вам утолить жажду, – ответил человечек. – Найдутся и другие кувшины, а уж воды хватит, можешь не тревожиться. Ее не слишком-то пьют сегодня.
Он оглянулся и, смеясь, кликнул слугу. Тот принес из гостиницы кувшин с водой, и человечек с глубоким поклоном протянул его Алану.
– Разбавляйте на свой вкус, молодые люди. Он налил себе вина из той же фляги и выпил. И только тогда осторожный Алан пригубил свою кружку.
На следующее утро Анджела села на постели, зевая и протирая глаза.
– А-у-а! До чего я устала! Послушай, ты же обещал разбудить меня ночью и не разбудил. Это нечестно!
– Что?! – Алан мгновенно проснулся и, спрыгнув с постели, бросился к своей сумке.
– Значит, ты заснул! – сердито сказала Анджела.
– Да, кажется… Но ничего страшного не произошло – она тут.
Однако, еще не вытащив ее из сумки, он уже понял, что его пальцы сжимают не Алексида, а совсем другую книгу, более толстую и тяжелую.
Глава двадцатая. СНОВА В ВЕНЕЦИИ
– Значит, в ваше вино подсыпали снотворного зелья? – негромко спросил Альд, выслушав их рассказ.
– Не в вино, дядюшка, а в воду, – поправила Анджела.
– Это было ловко подстроено. И Алексид теперь заперт в библиотеке герцога Молфетты?
– Наверное, – грустно сказал Алан.
– Ну, не надо унывать! – воскликнул книгопечатник, хотя ему и не удалось при этом совсем скрыть собственное горькое разочарование. – Вы вернулись целыми и невредимыми – твои родители совсем извелись от тревоги, Анджела, хоть я и говорил им, что в тебе даже не девять жизней, как в кошке, а все двадцать. Ведь, в конце концов, жизнь все-таки важнее литературы.
На несколько минут в комнате воцарилось молчание. За открытым окном приветливо шумела Венеция, плескалась в канале вода, вдалеке перекликались гондольеры, ворковали голуби.
– Боюсь, мы бессильны, – снова заговорил Альд. – Вы не сумеете доказать, что рукопись у вас украли именно слуги герцога. Да к тому же с точки зрения закона она и не была вашей, так как вы тайно похитили ее из Варнского монастыря.
– И правильно сделали! – горячо заявила Анджела.
– Не спорю, дорогая моя. Вы сделали то, что следовало сделать, – другого выхода у вас не было. Однако ты видишь, что мы не можем обратиться в суд. Впрочем, меня заботит не то, кому принадлежит рукопись. Я ведь хотел только одного – напечатать ее. А теперь на это нет ни малейшей надежды. Герцог – заклятый враг книгопечатания и бывает счастлив только тогда, когда ему удается раздобыть рукопись, второго экземпляра которой нет ни у кого в мире.
– Его следовало бы прозвать не Ястребом, а Собакой на сене, – вспылил Алан.
– Ну, кем бы он ни был, – сказала вдруг Анджела, – скоро его ждет неприятная неожиданность.
Альд с беспокойством посмотрел на нее: когда Анджела говорила этим решительным тоном, ее родные всегда пугались.
– Надеюсь, дорогая, что ты не сделаешь никакой глупости. Какую, собственно, неприятную неожиданность ты имеешь в виду?
– Ты все равно напечатаешь «Овода».
Они уставились на нее в полной растерянности. Первым обрел дар речи Альд.