Холмы Варны
Шрифт:
«Мне ни за что не запомнить сразу все эти имена и лица, – в отчаянии подумал он, – а тем более – кто кем кому приходится. Нужно будет разбираться постепенно».
– Ты говоришь по-гречески? – вежливо осведомился Антонио. – Прекрасно. Мы обычно говорим между собой по-гречески, ведь многие из наших друзей родом с Кипра.
Алана усадили на почетное место рядом с хозяйкой.
– Вы… вы слишком добры ко мне, – смущенно пробормотал он. – Безвестный чужестранец…
– Чужестранец? – откликнулся Альд с другого конца стола. – А что бы сказал на это Эразм? «Почему до сих пор сохраняются такие глупые слова, как „англичанин“ и „француз“, разделяющие нас?»
– А в другом месте, – раздался звонкий голос откуда-то с середины стола, – он говорит: «Весь мир – это одно общее отечество».
Эти слова были встречены гулом одобрения. Алан от удивления вытаращил глаза. Голос принадлежал девушке, и девушка эта была моложе его. Что же это за страна, где девушки бегло говорят по-гречески и цитируют по-латыни ученые трактаты?
Следующие несколько дней, пока Альд осторожно наводил справки о Варне, Алан отдыхал и с интересом осматривал Венецию.
Едва увидев первые города Северной Италии, он с удивлением обнаружил, что они были куда более благоустроенны, чем даже французская и английская столицы: не только княжеские дворцы, но и дома простых купцов поражали великолепием. Люди на улицах, если, конечно, не считать нищих, были нарядно одеты, и он не уставал дивиться их чистоплотности и изяществу манер. В других странах по городским улицам можно было проехать только верхом, а тут по отличным мостовым катили удобные кареты. ^ В Венецию же он просто влюбился: ее бесчисленные каналы, гондолы, лес корабельных мачт, вздымающийся рядом с башнями и сверкающими куполами, приводили его в восторг.
Ему нравилась широкая площадь перед церковью Сан-Джакометто на Риальто, где степенные купцы торговали товарами со всех концов света. Ему нравились разбегавшиеся от нее во все стороны узкие торговые улочки. И ему нравилось кормить голубей на площади Святого Марка.
Но иногда он предпочитал никуда не ходить и помогал читать гранки или отвечать на бесчисленные письма, которые каждый день получал Альд. Дом служил одновременно и жилищем и книгопечатней. Краска изготовлялась там же. Но белую плотную бумагу привозили с фабрик Фабриано. Несколько комнат занимала переплетная мастерская. Шрифт отливали по образцам, написанным критянином Мусуром, у которого был изумительный почерк. Мусур отличался глубокой ученостью, и когда много лет спустя папа Лев Х возвел его в сан епископа, Алан, узнав об этом, нисколько не удивился.
– Отец основал свою книгопечатню почти двадцать лет назад, – как-то рассказал ему Антонио. – В те дни греческие книги почти не печатались – только Гомер, Эзоп, Феокрит и Исократ. Он мечтает до своей смерти напечатать всех писателей древности и успел уже сделать очень многое.
– Мне нравятся ваши книги! – горячо воскликнул Алан. – Они самые дешевые и удобные из всех, какие мне только приходилось видеть. А ведь они так прекрасно напечатаны и переплетены!
– Отец говорит, что он на всю жизнь запомнил, какое отвращение внушали ему в школе безобразные фолианты, и он не хочет, чтобы дети и впредь страдали так же, как некогда он.
Тут к ним подошел Альд, который уже некоторое время прислушивался к их разговору, и, бережно открыв новый томик Плутарха, показал на титульной странице знак своей книгопечатни с девизом: «Festina lente» («Спеши медленно»).
– Это мой герб, – засмеялся он, – и я горжусь им не меньше любого рыцаря. Дельфин означает скорость, а якорь – терпеливое упорство. Я льщу себя надеждой, что теперь этот знак известен в Европе повсюду, где только люди ценят книги.
– И пусть скоро настанет день, когда мы увидим его еще под одним заголовком! – воскликнул Алан. – «Овод», комедия Алексида.
– Тс-с… – сказал Альд. – Будь осторожен даже в этом доме.
… Им по-прежнему ничего не удавалось узнать про Варну, и Алан начинал уже тревожиться. В Венеции ему жилось прекрасно, но тем не менее он жаждал как можно скорее снова пуститься в путь. Альд говорил об Алексиде так, словно он не умер две тысячи лет назад, словно в монастырской тюрьме томился и ждал спасения живой поэт. Комедия и ее автор были для него неразделимы, и молодой англичанин заразился его энтузиазмом.
– Терпение, – говорил итальянец, ласково кладя руку на плечо юноши.
– Терпение и упорство. Сейчас время якоря, а потом настанет час дельфина. Как только мы получим необходимые сведения, обещаю, что снаряжу тебя в дорогу немедленно.
– Мне иногда кажется, что никакой Варны вообще не существует, – печально вздохнул Алан.
– Мы скоро все узнаем. Через три дня начнется карнавал. Из Феррары приедет один мой старый друг. Он изъездил Восточную Европу вдоль и поперек и уж наверное сумеет нам помочь.
– Ах, если бы!
– Он будет ужинать у нас в первый вечер карнавала. А до тех пор – терпение.
Карнавал начался, и Алан решил, что никогда в жизни не видел ничего подобного. А ведь ему случалось видеть турниры, пышные празднества, торжественные процессии, моралите, [5] которые разыгрывались на площадях под открытым небом. Но ничто не могло сравниться cо зрелищем великого итальянского города, предавшегося безудержному веселью. Надев маску и плащ, как и все остальные, Алан отправился с Антонио посмотреть карнавал.
На огромной площади Святого Марка колыхалась густая толпа. Шли музыканты в сопровождении позолоченных крылатых мальчиков, изображавших купидонов; на высоких колесницах вперемежку проезжали библейские патриархи и герои античных легенд: за Ноем следовал Нептун, за Авраамом – Ахилл. Впервые в жизни Алан увидел верблюда. Покрытый богатой попоной, он надменно шагал по усыпанной розами площади. Друзья с трудом протолкались к набережной, чтобы посмотреть лодочные гонки.
5
Нравоучительные, часто аллегорические пьесы, пользовавшиеся большим успехом в Европе в XV веке.
– Вот такого в Англии никогда не увидишь! – воскликнул Алан.
– Почему? Разве у вас не бывает водных праздников и процессий?
– Да нет, бывают, хотя я их не видел… Но я говорю о другом, Антонио.
– И он указал на несколько лодок, выстраивающихся к следующим гонкам. Их команды состояли только из девушек.
– О, наши девушки пользуются почти такой же свободой, как и наши юноши! – рассмеялся Антонио. – Видишь ли, они получают такое же образование и умеют поставить на своем.
– Не знаю, что бы на это сказали у нас, – нахмурившись, заметил Алан.
– Вряд ли найдется англичанин, который захочет взять в жены дюжего гребца.
– Ну, посмотрим, такие ли уж они дюжие гребцы. Гонки начались. Отсюда нам будет хорошо видно, кто победит.
Легкие лодки уже неслись по спокойной воде, нефритово-зеленой в лучах догорающей зари. Золотисто-рыжие головы наклонялись в такт, а унизанные браслетами белоснежные руки гнали лодку вперед со скоростью, какой могли бы позавидовать гребцы-мужчины. Когда первая лодка пронеслась мимо меты, далеко обогнав ближайшую соперницу, толпа на набережной разразилась смехом и приветственными криками.