Холодная война 2.0. Стратегия русской победы
Шрифт:
Ментальные и кибервойны представляют собой две разновидности войн, ведущихся в сетевом электронном пространстве, которое охватывает не только интернет, но и закрытые государственные, военные, корпоративные и частные сети. Для каждого из этих двух типов войн свойственны свои инструментарии, методы, стратегии и тактики ведения, закономерности эскалации, возможности предупреждения и т. п.
Отдельная тема – это поведенческие войны. В настоящее время практически невозможно найти западные публикации, посвященные данной теме. В значительной степени это связано с ее чрезвычайной деликатностью, в том числе для западного общественного мнения. Кроме того, комплекс возможностей для ведения полноценных поведенческих войн появился лишь недавно в связи с накоплением огромных массивов объективной информации о человеческом поведении, в том числе – о поведении социальных и иных групп сколь угодно большой размерности. Эти сведения большей частью содержатся в интернете, который по факту является огромным поведенческим архивом.
Возможности поведенческих войн связаны с инструментарием, разрабатываемым на стыке когнитивных вычислений, Больших Данных и междисциплинарного комплекса поведенческих наук. Давно и хорошо известно, и особый вклад внесли в это российские психологи, что человеческое поведение в значительной мере зависит не только от наших представлений, ценностей, убеждений, но базируется прежде всего на стереотипах, привычках, поведенческих паттернах, а также складывается под воздействием формальных и неформальных социальных институтов.
Доказано, что человек по своей психофизиологии, как и любое живое существо, склонен к решению задач с наименьшей затратой энергии и других ресурсов. Поэтому, как неопровержимо установили исследователи, значительная часть нашего поведения осуществляется в своего рода полуавтоматическом режиме, на основе привычек и стереотипов [36] . Это касается не только элементарных поведенческих функций и стандартных жизненных ситуаций. Наши привычки, поведенческие паттерны, культурные стереотипы и т. п. оказывают серьезное воздействие даже в сложных ситуациях выбора, казалось бы, требующих глубоких размышлений и мобилизации ресурсов сознания [37] .
36
Чарлз Дахигг «Сила привычки. Почему мы живем и работаем именно так, а не иначе». – М.: Карьера Пресс, 2014
37
Cass R. Sunstein «Why Nudge?: The Politics of Libertarian Paternalism (The Storrs Lectures Series)», Yale University Press, 2014
При этом хорошо известно, что человеческая деятельность не сводится к человеческой психологии или работе психики. Она в значительной мере носит социальный характер.
Арсенал поведенческих войн как принципиально нового вида информационной войны основан на технологиях манипуляции алгоритмами поведения, привычками, стереотипами деятельности, вложенными в нас социумом в самом широком смысле этого слова. Грубо говоря, инструментарий поведенческих войн состоит в том, чтобы отделить привычку от сложившегося вида деятельности, сформировавшей ее ситуации, и использовать поведенческие паттерны для достижения иных целей. Поведенческое оружие – это оружие завтрашнего дня. Именно под него заточен только что пущенный в эксплуатацию супергигантский по своей информационной емкости, центр АНБ в штате Юта, который аккумулирует массивы поведенческой информации, охватывающие практически всё человечество. Именно на этот: не только не афишируемый, но и засекреченный новый вид вооружений, – возлагаются частью американских элит наибольшие надежды в жестких противоборствах ближайшего будущего. Именно тема поведенческих войн в наибольшей мере табуирована и засекречена в мировом информационном пространстве, как в годы Второй мировой секретились все данные по «атомному проекту». Более того, ведущие американские масс-медиа, наиболее популярные блоггеры и другие источники публичной информации получили из Вашингтона негласную рекомендацию: при появлении каких-либо материалов на тему поведенческих войн дискредитировать их любыми доступными средствами, начиная от обвинений в конспирологии, и заканчивая доказательством о якобы технологической невозможности ведения таких войн [38] .
38
Е.Ларина, В.Овчинский «Кибервойны XXI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден». – М.: Книжный мир, 2014
Сегодня всё четче проступает новое лицо войны, которую Запад ведёт против России. Она, как это предвидели и предсказывали, например, в своё время Д.Оруэлл и С.Лем, становится все более трудно определимой, маскирующейся под мир. На наших глазах стирается граница между войной и миром и формируется – по крайней мере, на обозримое будущее – новая реальность: «войномира» или «мировойны». В этой, неудобной, жестокой и некомфортной реальности предстоит жить всем. И наша страна здесь – не исключение. Ей уже сегодня брошены прямые и жесткие вызовы, созданы новые, в том числе непривычные, угрозы.
В ходе нарастающего глобального системного кризиса индустриализма в его поздней стадии финансизма, любые жесткие насильственные противоборства неизбежно приобретают характер войн за будущее. Такого рода войны ведутся во имя решения трех задач.
Во-первых, для выигрыша времени, необходимого для нахождения путей выхода из кризиса. Войны за время – самые жестокие войны, поскольку во многих случаях они предполагают лишь одного выжившего, забравшего себе временной ресурс всех проигравших. Во-вторых, это войны за ресурсы, в том числе не только за полезные ископаемые, производственный потенциал и т. п., но и, во всё большей степени, – за воду, другие рекреационные ресурсы, нетронутые территории, которые могут стать основой новых техноценозов и т. п.
В-третьих, это войны, главной целью которых становится не обладание каким-либо ресурсом, а десубъективизация противника, превращение его из активного, деятельного актора, играющего свою роль в мировой политике, а главное – имеющего собственное культурное и цивилизационное лицо, – в объект, инструмент для решения тех или иных задач победителя военного конфликта.
В нынешних конкретно-исторических условиях Запад (с учетом отмеченной выше условности применения данного термина) главные усилия против России сосредоточил на экономическом и технологическом измерении DIMET-операций на основе эффектов.
Связано это, прежде всего, с тем, что боеготовность российской армии, ее техническая оснащенность и навыки ведения современных, в том числе «гибридных», «прокси-» и «ассиметричных» войн оцениваются на Западе достаточно высоко. На ведущих американских военных интернет-ресурсах особо отмечается искусство осуществления операций в рамках гибридных войн, продемонстрированное Россией в Крыму [39] . Несмотря на достаточно жесткую форму противоборства России, США, Евросоюза, НАТО в ходе украинского кризиса высшие должностные лица западных стран и союзов, включая Б.Обаму, нового Генерального секретаря НАТО Й.Столтенберга, Ф.Бридлава и других не устают повторять, что «горячий» военный конфликт между Россией, США и НАТО просто немыслим в современном мире. Искренностью эти высказывания, конечно, не отличаются. Однако вполне очевидно, что традиционный военный конфликт напрямую с Россией – это последнее, на что готов пойти сегодня Запад. Так же скептически Запад рассматривает свои шансы на дипломатической арене. Тому много причин, включая постоянное членство России в Совете Безопасности ООН, блокирование по многим ведущим вопросам мировой политики России, Китая, Индии, Бразилии, противоречия внутри Европейского Союза и т. п.
39
http://www.stripes.com/news/saceur-allies-must-prepare-for-russia-hybridwar-1.301464
До недавнего времени большие надежды в конфронтационной плоскости Запад связывал с информационными войнами. Однако, за последнее время ситуация изменилась и здесь – вследствие сложной комбинации разнообразных факторов. Среди них, прежде всего, следует выделить целенаправленные и согласованные действия России, Китая и присоединившихся к ним многочисленных стран, традиционно относимых ко «Второму миру» [40] , по радикальному ослаблению контроля США над интернет-пространством и защите собственного «цифрового суверенитета». Свою роль сыграли и разоблачения Э.Сноудена, заметно изменившие отношение к информационной политике США со стороны их западных партнеров. Наконец, немаловажную роль сыграл переход России от оборонительной к наступательной стратегии в информационном противоборстве, включая задействование таких инструментов, как Russia Today, блоггерские сообщества и т. п. По мнению подавляющего большинства серьезных аналитиков, в сфере ментальных войн Запад утратил технологическое и кадровое превосходство, и перешел от наступления к обороне.
40
Параг Ханна, Второй мир, Европа, М.: 2010
Огромные надежды в сфере информационного противоборства связываются на Западе с инструментарием поведенческих войн. Однако пока здесь только завершаются подготовительные мероприятия, и реальное применение поведенческих войн ожидается только через два-три года [41] .
В этих условиях фактически безальтернативными полями войны Запада против России стали поля экономики и технологии. Традиционным инструментом, используемым в этих сферах, является механизм санкций, который, в том или ином виде, действует уже более 200 лет.
41
Е.Ларина, В.Овчинский, Кибервойны XXI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден, М.: Книжный мир, 2014.