Холодная война против России
Шрифт:
В последний раз я виделся с генералом в 1979 году. Я приехал к нему, когда договор уже вступил в силу. В соответствии с его положениями сам канал и его сооружения окончательно должны перейти под юрисдикцию Панамы 1 января 2000 года, а территория зоны канала, то есть полоса земли шириной 10 миль по обе стороны трассы канала, составлявшая в общей сложности 1434 кв. км, передавалась Панаме немедленно. Я встретился с Торрихосом через семь дней после того, как вся территория зоны перешла под управление правительства Панамы. Я рассчитывал встретить ликующего триумфатора, а увидел снова озабоченного и несколько опустошенного человека. Оказалось, что он даже не принял участия
Мы очень много говорили с ним об умении работать с людьми. Он довольно жестко критиковал наших политических руководителей за их формализм, тяготение к официальным декларациям, коммюнике о переговорах, любым бумажкам. За редкими исключениями, советские послы не выходят за скучные чиновничьи рамки. «Я все время собирался открыть в Панаме советское посольство, хотя для меня это связано с немалыми политическими издержками. Но если мне пришлют какого-нибудь типа, с которым нельзя ни пооткровенничать, ни поговорить на заветные темы, то зачем мне такой посол. Уж лучше поддерживать неофициальный контакт». Тут я твердо заметил, что одно никак не исключает другого и нормальные дипломатические отношения безусловно необходимы для развития связей между двумя государствами.
Рассказывая о своих методах работы с американцами, он иной раз раскрывал всю кухню, подноготную. «Нам удалось, — говорил он, — до такой степени сдружиться с некоторыми сотрудниками Белого дома, что они просили нас приносить им пиво на работу в нарушение установленного Картером порядка, запрещавшего в рабочее время распивать такие напитки. Мы иногда приглядывали за тем, не идет ли начальство, когда подчиненные тискали секретарш. Такая доверительность помогала нам получать огромное количество необходимой информации…» (Эти сведения были уже ценны мне как разведчику, и я с удовольствием наматывал их на ус.)
В конце 70-х годов в Центральной Америке возникла очень опасная для Соединенных Штатов ситуация. В результате договора с Торрихосом они теряли Панамский канал с 2000 года. В Никарагуа летом 1979 года в ожесточенной гражданской войне победили сандинисты. Они свергли власть кровавого диктатора Анастасио Сомосы, про отца которого в свое время Ф. Рузвельт цинично сказал: «Это сукин сын, но он наш сукин сын». В Сальвадоре занималось зарево партизанской войны, а в Гватемале ее пламя полыхало уже несколько лет. Торрихос прекрасно ориентировался во всем этом сложном калейдоскопе стран, интересов, лидеров. Для Советского Союза пока многое оставалось здесь «терра инкогнита»: ни в одной из центрально-американских стран, за исключением Коста-Рики, не было советских посольств и представительств. И наши беседы с Торрихосом длились по многу часов в течение нескольких дней, пока не удовлетворялся взаимный интерес.
Летом 1981 года я снова собрался в гости к генералу, уже упаковал свой походный чемоданчик, когда услышал по радио сообщение, что 31 июля самолет, на котором Торрихос направлялся в свое любимое селение в горах Коклесито, разбился в ненастную погоду о скалы. Слова бессильны выразить острое горе, которое я пережил. Я искренне сочувствовал панамскому народу, потерявшему такого выдающегося политического лидера и чудесного человека. С его смертью значение Панамы на карте мира стало съеживаться, как шагреневая кожа. Ни один из последователей Торрихоса не оказался даже мало-мальски сравнимым с ним по политической чистоте, харизме и человеческой привлекательности. В моем сердце навсегда осталась незарастающая каверна.
Прошло три года, и в мои руки попала книга, написанная Грэмом Грином о Торрихосе, с которым его связывала тесная дружба примерно в те же годы. Я жадно стал читать и вдруг наткнулся на строки, которые, как мне казалось, могли относиться ко мне. Грэм Грин писал: «Мы с генералом говорили как-то о России, и я стал развивать свою любимую теорию о том, что однажды КГБ возьмет власть в свои руки и тогда окажется, что гораздо проще вести дела с прагматиками, чем с идеологическими попугаями. КГБ набирает к себе на работу самые светлые головы из университетов, они владеют иностранными языками, знают внешний мир. Маркс для них не единственный свет в окошке. Они могут стать инструментами разумных реформ у себя дома».
Омар заметил: «То, что ты говоришь, для меня представляет особый интерес. Некоторое время назад ко мне из Южной Америки наведался офицер КГБ. Это был молодой, весьма подготовленный человек. Он говорил на хорошем испанском. Я с ним был очень осторожен, потому что опасался какой-нибудь ловушки. Он сказал мне, что вряд ли можно ожидать каких-либо изменений в России до тех пор, пока в Кремле сидят нынешние дряхлые старцы. Молодой человек сказал, что он приедет как-нибудь еще раз повидаться.
Не знаю, приезжал ли он. Он должен был бы знать о привязанности Торрихоса к Картеру. Собирался ли он передать какой-нибудь сигнал Картеру через генерала накануне президентских выборов в США, на которых должен был победить Рейган? Я никогда не узнаю ответа на эти вопросы».
Да, дорогой Грин, теперь уже не узнаешь. Вы оба с генералом покинули эту грешную землю, и единственный шанс вспомнить пряный запах креольской политики — встретиться в положенное Богом время в лучшем из миров, если он есть.
Политика — политикой, разведка — разведкой, а дружба — дружбой. Грэм Грин очень любил Торрихоса. Он посвятил ему книгу под названием «Узнавая генерала». Он как бы хотел подчеркнуть, что как личность этот человек был неисчерпаем. Книга получилась теплая, душевная, сердечная.
Мне казалось, что и я полюбил генерала не меньше. Я тоже написал книгу о Торрихосе, она была издана в 1990 году. Заголовком ее стала одна из его афористических фраз: «Я не хочу войти в историю, я хочу войти в зону канала». В книге, наверное, нет художественных достоинств, но в том, что она добросовестная и непредвзятая, я уверен. Предисловие к ней написал верный адъютант Торрихоса, человек, сочетавший в себе философа, солдата, пилота, дипломата, которого знали все в бассейне Карибского моря под кличкой Чучу и по имени Хосе де Хесус Мартинес. Совсем недавно скончался и он, хранитель музея Торрихоса, его афоризмов.
А во время варварского нападения американцев на Панаму в конце 1989 года погиб и музей Торрихоса, сожженный американскими ракетами, уничтожены все экспонаты. Музей не был ни в коей мере никаким военным объектом, он расположен далеко от казарм Национальной гвардии. Кому-то надо было уничтожить саму память об уникальном явлении в истории панамского народа — жизни и деятельности Омара Торрихоса. Для меня уже давно стало привычным противоречить американцам. Поэтому я написал о генерале, а рукописи, как известно, не горят и не тонут.