Холодное блюдо
Шрифт:
Однако Стрельцов – Хайд зудел внутри комаром: "Ты для них помеха! И они ее устранят!".
Артем потряс шевелюрой, дабы отогнать комара, аккуратно – не хотелось разбудить Настю – встал с кровати и пошлепал на кухню. Устланный ламинатом пол приятно холодил ступни. Добравшись до кухни, Стрельцов тупо оглядел воплощенную мечту любой домохозяйки, подошел к холодильнику и открыл его. Сам не понимая, зачем. Кусок в глотку бы сейчас не полез. Почти минуту пялился на разложенные по полкам банки, пачки, пакеты, а потом наконец сообразил – надо промочить горло. Тогда и кусок туда полезет, и думы, дай бог, приобретут иную, более жизнерадостную окраску. Пришлось топать в обратном направлении до гостиной; запасы спиртного хранились – предмет особой гордости Артема –
Генерала смотр удовлетворил. Более чем. Он, по обыкновению, затруднился в выборе, каким именно напитком порадовать нутро. Даже ненадолго отошли на второй план горькие размышления о друзьях-компаньонах и их гипотетических подлых намерениях. Испокон веков Стрельцов предпочитал напитки крепкие и благородные, поэтому вино и шампанское в качестве кандидатов на откупоривание и не рассматривались – пусть ими Настя подружек угощает. Водку и ее аналоги Артем также отверг; русская требовала соответствующей закуски – грибочки, огурчики, селедочка, а виски и джин пылились в мине-баре просто для коллекции, на всякий случай. Значит, в бой опять идут пузатые майоры и полковники.
Рука потянулась к "Двину", но на полпути свернула к "Camus". Рюмка обнаружилась тут же, во рту плеснулась теплая, ласковая волна и скользнула водопадом в пищевод. Умеют, собаки, коньяки делать.
Кровь по венам и капиллярам побежала быстрее, разгоняя тепло по телу. Но на душе теплее не стало. Черные мысли не отступали. Артем вышвыривал их в двери, а они лезли в окна, выбрасывал из окон – они проникали через чердак, сталкивал с крыши – мрачные думы и тяжелые подозрения просачивались сквозь стены. Как ни старался Стрельцов отвлечься, не получалось.
А вдруг?… А если?…
Насколько реально предположение о том, что Райхман и Фомичев вместе или кто-то из них в отдельности готов к экстраординарным мерам? И что делать самому Артему? К определенным умозаключениям Стрельцов склониться не мог.
То он окончательно и бесповоротно решал, что в головы друзей-компаньонов даже в сумеречном состоянии не забредет шальная идея избавиться от создающего проблемы "третьего лишнего" и, тем более, давить на него через близких. Не кровавые девяностые же на дворе, в самом деле. Однако, спустя пару минут сумбурных размышлений, Артем приобретал твердую уверенность в том, что моральные барьеры для друзей-компаньонов – не препятствие, и "заказать" его им – раз плюнуть. Живем-то не в викторианской Великобритании, а в России, где с недавних пор, человек человеку – волк. Как верно отмечали древние римляне, lupus est.
А потом обломками затонувшего корабля снова всплывали сомнения: не засоряет ли Артем мозги напрасными страхами. Может, его метания выеденного яйца не стоят. Не старушка ли Паранойя наведалась под его гостеприимную крышу? И сам себе аргументировано доказывал, что лучше быть живым и здоровым (по крайней мере, физически) параноиком, чем мертвым или покалеченным лохом.
Без второго стакана узел не распутаешь…
Янтарный водопадик брызнул из бутылочного горлышка в рюмку, а затем проследовал проторенной тропкой – вниз по пищеварительному тракту. Общеизвестно, что водка и коньяк – универсальные средства для стимулирования умственной деятельности…нормального русского человека. Недаром же народ извечно апеллирует то к ста граммам, то ко второй бутылке, сетуя на невозможность без них "разобраться" в сложном, запутанном деле. И, говорят, помогает. Хоть слесарю, хоть доктору. Махнет Петрович или Кузьмич, не ведающий с какого бока подобраться к заморскому агрегату, соточку-другую, и сразу картина проясняется, становится понятно, куда отвертку запихивать, мысли обретают четкость, руки – уверенность.
А тут – ни черта! Ни ясности, ни уверенности. Ни душевного уюта, ни расслабленности. Невзирая на добрые сто грамм превосходнейшего французского стимулятора, доставленного в желудок. Лишь чуть потеплело внутри, да спать расхотелось окончательно. Поневоле усомнишься в собственной национальности. Или в нормальности. Можно еще грешить на галльское происхождение напитка; мол, душевные хвори лишь водочкой лечатся, а лягушатники ни бельмеса в спиртном не смыслят, но сие откровенный и неаргументированный поклеп. И утешение для слабаков.
Ни слабаком, ни иноземцем Стрельцова не посчитал бы и недруг, значит, собака не тут зарыта. Артем справедливо расценил, что закавыка – в дозе. Маловато на грудь принял, вот и не накатило долгожданное просветление. Посему следует состояние усугубить…
Усугубил.
Затем еще раз усугубил.
Наконец кое-какие изменения в душе осуществились. Сомнения не исчезли, но…поблекли что ли. Выцвели. Все же стакан коньяка – не фунт изюма. Бесследно не переваривается. Определенное мнение по поводу сделки и потенциальной угрозы со стороны дорогих компаньонов у Артема так и не сложилось, однако… отпустило. Скрежет зубами, хватание родственников за грудки и отчаянные крики типа: "Шеф, что делать?" уже не входили в список первоочередных стрельцовских дел. Проблема стала казаться не столь острой. Ну, обидятся друзья, ну, проклянут страшно. Авось потом простят. А не простят, нам трын-трава. Не хуже, чем зайцам на поляне…
И, вообще, срастется как-нибудь. Урегулируется, утрясется, наладится. Правильно?…
Рукотворные звезды, опоясывающие темные бетонные туши домов, согласно моргнули.
– Долботроны!! Дебилы!! Недоделки!!
Серега Величев брызгал слюной и орал так, что не только легко заглушал играющую в кафе музыку, но и вызывал слабую дрожь хрустальных бокалов. А заодно – дрожь в коленках Кривого и Чалдона. Впрочем, причина тремора нижних конечностей пацанов крылась отнюдь не в зычном голосе бригадира. Оба – тертые калачи – жизнь повидали, слыхали вопли и покруче. Причина утопала в правой Величевской руке и упиралась холодным черным кругляшом в потный лоб Чалдона. А мгновение назад в бездонную глубину вороненого ствола заглядывал Кривой. И глубина его совершенно не вдохновила. Вкупе с толстым пальцем, ласкающим спусковой крючок, она пугала и завораживала и заставляла думать о вечном. Например, о красивом мраморном памятнике на аллее Славы. От подобных размышлений…поневоле дрожь пробьет.
Пока Чалдон бодался со стволом "Беретты", Никитин стоял столбом, боясь пошевелиться, и молил всех богов и демонов сразу, чтобы у Величева не сорвало крышу, и он не надавил на крючок. В подобной ярости Кривой бригадира видел дважды, и оба раза венчались кровью и похоронами. Своих же пацанов закопали. И сейчас – переклинит, нажмет на спуск, и поминай хорошего парня Андрюху Никитина.
Судя по обильному потоотделению и ошалелому взгляду, Чалдон размышлял на схожие темы.
– Тебе что, башку прострелить?- неожиданно сбавил тон Величев. Поинтересовался спокойным, ровным голосом, так обычно просят собеседника передать сахарницу или солонку, лишь в глазах мерцали искры гнева. Но от этого стало еще страшнее.
– Не-е, – еле слышно прошептал, а точнее – прошелестел одними губами Чалдон.
– Тогда тебе? – Пистолет уперся в Никитинскую щеку.
Кривой промычал нечто отрицательное.
– Не хочешь? А почему?
Ответа не последовало. Никитин был слишком занят тем, что гипнотизировал величевский указательный палец. Не дай бог, дрогнет.
– У тебя же, типа, все равно, башка пустая. Шесть сантиметров кости и пустота. Давай, заполню! Хоть что-то в мозгах останется…
Кривой молчал, словно партизан на допросе в гестапо.