Холостая война
Шрифт:
Выстрел прозвучал негромко, словно вылетела пробка из бутылки шампанского. Он потонул в урчании моторов. Пуля вошла точно в висок. Простреленная голова майора упала на руль.
Красный свет сменился желтым и зеленым. Неприметные «Жигули» плавно тронулись с места и ушли вправо.
Водитель машины, стоявшей за автомобилем майора, нервно посигналил и даже пробормотал, обращаясь к жене:
— Вот козел! Заснул он там за рулем, что ли? — Ему пришлось сдать немного назад и объехать машину, застывшую на перекрестке.
Мужчина
— Объект номер два отработан, — доложил он.
В подвальном помещении милицейского управления вдоль стен тянулись полки стеллажей, уставленные картонными ящиками, чемоданами, прозрачными пакетами с одеждой. В таких же пакетах лежали всевозможные орудия убийства: ножи, пистолеты, кастеты. Здесь хранились вещественные доказательства по возбужденным уголовным делам.
Заведовал этим хозяйством, отвечал за его сохранность немолодой прапорщик, которому оставалось чуть больше года до пенсии. Он сидел за обшарпанным письменным столом. Из всего офисного оборудования в его распоряжении имелся лишь старый дисковый телефонный аппарат с расколотым корпусом, перемотанным синей изолентой. По другую сторону на колченогом стуле расположился моложавый опер.
Между правоохранителями на письменном столе стоял высокий стеклянный цилиндр с крышкой, внутри которого извивалась и шипела гюрза. Ее раздвоенный язык то высовывался из пасти, то исчезал в ней.
Прапорщик постучал заскорузлым треснутым ногтем по стеклу. Гюрза тут же повернулась и ударила мордой в то самое место, куда клевал ноготь.
— Шустрая, падла, — проговорил прапорщик. — Только я кормить ее не буду. У меня тут не зоопарк, и обходиться со змеями я не умею. Ты бы мне еще дудочку индийского факира принес, чтобы я эту тварь танцевать учил.
— Это вещдок, — настаивал оперативник. — И ты ее примешь на хранение.
— Нестыковочка получается. Сам говоришь, что это вещдок. А она живая. Значит, вещью никак быть не может. Понял?
— Все-таки ты ее примешь. Начальник прикажет.
— Вот когда прикажет, тогда и приму. Но кормить все равно не буду. — Прапорщик разглядывал смертоносную змеюку. — Чего только ваша оперская братия не норовит мне на хранение подсунуть! Вот в прошлом месяце старший оперуполномоченный Жуков биосортир притащил, на даче изъяли. Видите ли, ему понадобилось узнать, сколько человек туда гадили. Так его и эксперты, и я далеко-далеко послали.
Развить сортирную тему не позволило появление в подвальном помещении столичного полковника в сопровождении двух крепко сложенных мужчин в штатском. Полкан махнул рукой, когда прапорщик вскочил из-за стола, чтобы поприветствовать его по-уставному.
— Садись, кусок. — Полковник положил на стол несколько листков принтерных распечаток, на которых синели подписи и печати. — Мы изымаем запаску от
Прапорщик просмотрел бумаги. Все необходимые подписи и печати на них были в порядке.
— Раз надо, значит, надо, товарищ полковник. — Прапор выдвинул ящик стола, взял ручку, подышал на стержень и поставил свою подпись. — Идемте, покажу, — обратился он к крепко сложенным парням. — Она у самого входа, у стены стоит. Как знал, на полку не засовывал. До лестницы докатите, а там уже на руках нести придется.
Мужчины в штатском покатили запаску от джипа. Полковник даже не стал прощаться.
Опер сидел, веко его правого глаза нервно подрагивало. Он прекрасно представлял себе, какими будут результаты столичной экспертизы. В порошке, запакованном в покрышку, несомненно, признают героин. Затем благополучно будет составлен акт о том, что наркотик уничтожен. Хотя на самом деле в печи какой-нибудь котельной в присутствии комиссии сожгут совсем другое вещество.
Лаврухин минут десять прождал на стоянке у вокзала, ожидая, пока подъедет милицейский майор. Подполковник даже перезвонил ему, но тот не ответил. Ждать больше не имело смысла.
«Наверное, подумал и согласился со мной. Соваться ему в это дело глубже не стоит», — решил Владимир Николаевич.
Он смотрелся довольно нелепо в потертых джинсах и светлой выцветшей майке. Лаврухин не хотел, чтобы Пономарев узнал его издали. Тот видел подполковника лишь мельком, но подстраховаться все же стоило. Он взял черную бандану с черепом и костями, купленную у уличной торговки возле базара, повязал ее на голову и затянул тугим узлом на затылке, отчего сразу стал похож на стареющего байкера.
Подполковник неторопливо спустился в подземный переход и вышел на вторую платформу. С одной стороны ее стоял поезд. С другой, лязгая буферами, приближался еще один состав. Народу было много. Приехавшие пассажиры выходили из вагонов. Встречающие принимали от них чемоданы. Поцелуи, объятия, расспросы.
Лаврухин аккуратно оглядывался, изображая, будто высматривает только что приехавших знакомых, и тут у него за спиной раздалось радостно и громко:
— Товарищ подполковник!.. А мы тут стоим и спорим, вы это или нет. Еле узнали.
Лаврухин резко обернулся. К нему, оставив под фонарем рюкзаки и мешок с палаткой, спешили уфологи. Девушки держали в руках мороженое, а парни — бутылки с минералкой.
— Вы что, в байкеры записались, товарищ подполковник? — смеясь, спросила Наташа.
— Или в пираты? — вставила Катя.
Слово «подполковник» прозвучало на перроне дважды, достаточно громко, да еще в таком контексте. Краем глаза Лаврухин заметил худощавого мужчину в безрукавке, бейсболке и солнцезащитных очках. Тот пятился от скамейки, на которой только что сидел, прижимая к животу потертый кожаный саквояж.