Холостой для Авроры
Шрифт:
Она растерла руки.
– Привычны руки к топора–а–ам, – пропела она себе под нос запомнившуюся еще с советских времен песню Эдуарда Хиля. – Только сердце непослушно докторам, если иволга поет по вечерам–м–м…
Когда она поплевала на ладони и уверенно взяла молот, гномы взорвались одобрительными возгласами.
– Эге–гей! – выкрикнула Аврора и со всей молодецкой дури шарахнула по торчащей пробке.
– Откупорено!!! – взорвалась криками пещера. Запах пенистой бражки окончательно поднял градус веселья.
Когда Сигизмундовне сунули в руки кружку объемом
– Вкусно! – похвалила она и заливисто рассмеялась. Пена с шипением лопалась на ее аккуратном носике. – За здоровье хозяев!
– За здоровье!!! – подхватили гномы ее клич.
Пришла в себя только утром. Аврора спала на столе, с которого предварительно скинули все плошки – мешали танцевать и толкать пламенные речи.
Убрав с бедра чужую мозолистую руку, Сигизмундовна с трудом разлепила глаза, села и со стоном схватилась за голову. Ночью пойло шло легко, и сейчас не оно послужило причиной стона. Заставляли краснеть воспоминания прошедшего праздника. Как она стояла на столешнице, махала зажатым в кулаке полотенцем, а тени на стене рисовали до боли знакомую картину «Ленин на броневике». Пришлось даже замереть, чтобы проморгаться. Речи полились соответствующие. О равенстве, свободе и братстве.
Аврора тихо выругалась, когда в памяти всплыл лихой танец с Гризмо. Как тянули друг к другу кружки, щедро расплескивая содержимое, а стена напротив тенями малевала мухинских «Рабочего и колхозницу». У «колхозницы», конечно же, не задержалось: последовал клич «Пролетарии всех стран объединяйтесь!». Разгоряченные гномы поняли зов буквально, и к веселью подключились орки и тролли, принесшие с собой горячительное покрепче. Драконы и эльфы были причислены к классу угнетателей, а потому остались неохваченными.
Потом братались и хором пели «О, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао!». Перевода припева никто не знал, а он и не требовался, потому как волоокая Волонская принцесса объяснила, что это клич партизан, которыми в одно мгновение почувствовали себя все собравшиеся.
«Отряд укроют родные горы, о, белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао! Прощай родная, вернусь не скоро, нелегок путь у партизан!»
Чтобы убедиться, что голова не подводит, Аврора кряхтя слезла со стола и направилась к дальней стене, которую ночью громогласно назвала скрижалями революции.
Рядом со стеной так и спал не выпустивший из рук кирку местный талантливый художник – гном Гулин. Принцесса пальцами провела по выбитым на камне буквам коммунистического лозунга: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям».
– Пришла пора собирать камни, – прошептала она и понуро побрела к выходу, откуда пробивался утренний свет. Через спящие на полу тела перешагивала с осторожностью. Троля пришлось обойти. Он, почмокав губами, просипел: «О, белла!» и схватил за ногу. С трудом отцепляя грязные пальцы с не менее грязных чулок, Сигизмундовна только сейчас заметила, что потеряла свои атласные туфельки. Пришлось вернуться к столу, на котором недавно обнаружила себя. Их прижимал к груди Дарвин – гном, изводивший ее ворчанием, когда она, залихватски свистнув, скинула с себя буржуйскую обувку.
«Зачем дорогую вещь портить? Тут только жемчуга на целый золотой. Да на них, небось, можно новую кирку выменять».
Платье на груди не позволила рвануть его не менее рачительная жена.
«Погодь, я только монисты срежу».
– Пусть останутся вам на память, – Аврора ласково огладила взглядом вчерашних собутыльников. И так ей сделалось жалко гномов, рвущихся к независимости, что на самом деле захотелось сотворить нечто полезное.
Найдя уголек, которым еще вчера собирался изобразить ее профиль Гулин, понявший, что талант его безмерен, а муза прекрасна, Сигизмундовна, предварительно передвинув ноги товарища Гризмо в сторону, крупно написала на краю скатерти: «План революции».
Пунктов придумалось немного, но все они были по существу.
«Первое, – взялась она перечислять революционные тезисы, – никакого шантажа. Это путь в никуда. Предмет шантажа может не заинтересовать угнетателя, и вы проиграете».
Аль Даар просто расторгнет договор с ее отцом и выберет себе более сговорчивую невесту. Ошибка гномов заключалась в том, что они поставили на кон любовь, которой у короля к прекрасной принцессе нет.
«Второе – объединяйтесь! Союз рабочих и земледельцев – это сила!»
Некстати вспомнился поцелуй Аль Даара. Сначала жадный, потом нежный. Трепет длинных ресниц, крепкие объятия, в которых проявлялось желание к ней, принцессе, без зазрения совести науськивающей толпу недовольных гномов на власть.
И сразу воинственный пыл сошел на нет. Сейчас она собственными руками спихивает умного и умелого правителя с трона. И кто на него сядет? Кто будет править королевством? Ткачихи и поварихи? Такое в ее жизни уже было. И болезненный крах государства, так и не успевшего добраться до коммунизма.
Захотелось стереть, все, что написала. Но в то же время пришло осознание, что недовольство гномов продолжает тлеть. Нужна лишь искра. Искра?!
«Третье – вам необходим рупор революции. Листовки, газеты, плакаты. Все, что наглядно объяснит ваши цели».
Да, гномы непременно пойдут дальше, раз уж решились на похищение. Только в следующий раз захватят не сочувствующую и понимающую принцессу, а кого–нибудь другого, более значимого для Аль Даара, чем она. И поднимется король, и начнет карать.
«Четвертое, – написала она решительно, – нет нужды свергать власть. С ней нужно договариваться. Чтобы соблюсти принцип справедливости, требуйте создания народного Совета. Пусть в него войдут представители гномов, орков, троллей, людей и драконов. Требуйте голосования перед каждым принятием закона».
Хотела было дописать «Вся власть Советам!», но не решилась. Так можно толкнуть народ на баррикады. История помнит, чем заканчиваются революции. А гибели Аль Даару Сигизмундовна никак не желала. При мысли о нем ее сердце начинало биться быстрее. То ли так подавала знаки зарождающаяся любовь, то ли страх, что Аврора отхватит за непотребный вид.