Homo sum (Ведь я человек)
Шрифт:
— Стадии за две до Эль-Гесье я повстречал большой караван из Петры, отдыхавший вчера здесь в оазисе. Там была и женщина, такая, как ты описываешь. Услышав давеча, что здесь произошло, я уже хотел было заговорить, но кто услышит сверчка, когда гремит гром?
— Не было ли с нею хромоногой собачонки? — спросил Фебиций с нетерпением.
— У нее было что-то на руках, — сказал амалекитянин. — При свете луны я подумал, что это ребенок. Брат мой, который провожает караван, высказал предположение, что эта женщина, верно, бежит от кого-нибудь, потому что заплатила за охрану не деньгами, а дала золотой перстень.
Галл вспомнил золотое кольцо с красивым резным ониксом, которое он много лет назад снял с руки Гликеры, имевшей еще второе такое же кольцо, а потом подарил его Сироне в день свадьбы.
«Удивительно, — подумал он, — то, что мы дарим женщинам, чтобы привязать их к себе, то они пускают в ход как оружие против нас же, или для того, чтобы понравиться другим мужчинам, или для того, чтобы доставить себе возможность уйти от нас. Золотым запястьем Гликеры заплатил я тогда корабельщику, который перевез нас в Александрию. Но тот мягкосердечный дурак, голубка которого полетела за мною, и я — люди совершенно разные. Я пущусь в погоню за улетевшею птичкой и поймаю ее».
Последние слова он произнес уже вслух и велел одному из хозяйских рабов хорошенько накормить и напоить его мула, так как его собственный конюх, так же как и старший декурион, который в случаях отсутствия исправлял его должность, принадлежали к поклонникам Митры и еще не успели возвратиться с горы.
Фебиций не сомневался, что женщина, присоединившаяся к каравану, который он сам вчера видел, именно и есть его убежавшая жена, и понимал, что дальнейшее промедление может очень помешать осуществлению его горячего желания нагнать и наказать ее; но он был римский солдат и скорее наложил бы на себя руки, чем оставил бы свой пост без заместителя.
Когда его единоверцы наконец возвратились, окончив жертвоприношение и приветственное служение восходящему солнцу, его приготовления к далекому пути были окончены.
Фебиций дал декуриону точнейшие указания, что ему делать во время его отсутствия и как поступать в том или другом случае. Затем он передал Петру ключ от своего дома и поручил ему свою черную рабыню, которая громко и неудержимо плакала и вопила о бегстве своей госпожи, и попросил сенатора уведомить епископа о проступке анахорета. Наконец, он поехал вслед за караваном, чтобы по возможности достигнуть моря еще прежде, чем путники успеют сесть на корабль. Амалекитянин Талиб ехал впереди и указывал ему путь.
Когда топот мула начал затихать вдали, Павел ушел со двора сенатора; Дорофея же сказала мужу, указывая на удаляющегося к горе анахорета:
— Вот уж поистине странное утро; все, что здесь произошло, кажется ведь ясным как день, и все же я не могу этого понять. Сердце сжимается у меня от боли при мысли, что станется с бедной Сироной, если разъяренный муж догонит ее. Так вот и кажется, что бывают браки двоякого рода. Одни совершаются по воле добрейшего из ангелов или даже по воле Всеблагого, другие же… Не знаешь просто, что и подумать!.. Как будут эти оба жить вместе в будущем? И это под нашей кровлей! Ее запертый дом кажется мне точно разрушенным и сгоревшим, и мы ведь уже видели первые ростки крапивы, которая всюду разрастается среди развалин разрушенных человеческих жилищ.
ГЛАВА XII
Твердо определен и точно размерен путь всякой звезды, всякое растение и по цвету, и по плоду ничем не отличается от других растений одного вида; в основных чертах своих свойств и наклонностей, своих душевных и телесных движений и все животные одной породы сходны между собою, и охотник, который знает красного зверя в лесу своего отца, знает образ жизни и характер серны и во всяком ином лесу.
Чем способнее к разнообразному видоизменению своих отдельных существ какая-нибудь порода, тем высшее положение занимает она в ряду творений, способных к развитию, вследствие чего удивительное разнообразие внутренней жизни и ее проявлений именно и дает человеческому роду его преимущество пред всеми прочими живыми существами.
Некоторые из наших качеств и способностей могут наглядно выражаться в аллегорических образах из животного мира; мужество находит себе символ в образе льва, кротость — в образе голубя, но совершенного образа человеческого достаточно для тысячи и будет достаточно для новой тысячи поколений при наглядном представлении божества, и поистине нам дана способность иметь Бога в себе, то есть в нашей душе, дана в такой же степени, в какой ум наш одарен способностью обнимать весь мир явлений.
Все качества всякого тленного создания повторяются в человеке, и из качеств, придаваемых нами Всевышнему, ни одно не чуждо нашей душе, которая также бесконечна и неизмерима, потому что может пытливо касаться последних пределов пространства и времени.
Поэтому и пути, открытые для души, бесчисленны, как пути божества.
Часто они кажутся странными, но для посвященного не остается сокрытым, что и в таких случаях они подчинены твердым законам и что всякое, даже самое необычайное движение души сводится на причины, которые только и могли произвести именно это, а не иное движение.
Побои причиняют боль, позор тяготит, а незаслуженное наказание ожесточает сердце; но душа Павла искала и нашла путь, на котором эти простые истины потеряли свое значение.
Он был избит, опозорен, и совершенно безвинно, еще не успев покинуть оазис, осужден на самое тяжкое покаяние.
Епископ Агапит, узнав от Петра, что случилось в его доме, тотчас же призвал Павла к себе, и, так как с его стороны не последовало ни малейшего возражения на обвинение, изгнал его из своей паствы, к которой причислялись и анахореты, запретил ему посещение церкви по будням и объявил, что этот приговор будет открыто обнародован перед всем собравшимся приходом.
И какое же впечатление произвело все это на Павла, когда он в палящий полдневный жар шел одиноким отверженцем на гору?
Какой-то рыбак из прибрежного местечка Фарана, встретившийся ему на половине пути, обменялся с ним приветом и подумал про себя, глядя анахорету вслед: «Этот высокий седобородый отшельник глядит так весело, точно нашел клад». И идя далее со своим чешуйчатым товаром, он невольно вспомнил лицо своего сына, когда тот был обрадован рождением первенца.
У сторожевой башни на краю оврага, называвшегося скорым путем, работали несколько анахоретов, сваливавших в кучу камни.
Они уже знали приговор Агапита над грешником Павлом и не поклонились ему.