Homo Super (Рыбка-бананка ловится плохо)
Шрифт:
Буколическая седовласая бабулька (очевидно, прислуга) с аурой легендарной Арины Родионовны приготовила гостю грог, но Эд уже и без того достиг вершин кондиции. Понятливая бабушка вскоре ускользнула куда-то через боковую дверь; Пыляев остался наедине с Элеонорой.
Он бросил взгляд на швейцарские маятниковые часы. Маятник кромсал вязкий воздух, зловеще мерцая в полутьме. Было два часа после полуночи. Что-то назревало…
Если Эдик и ощущал какое-то напряжение, то лишь внутри себя. С Элкой ему было легко. Ни малейшей неловкости в отношениях. Они молчали – говорить было не о чем. Что же это, если не родство душ? На подобное он давно не рассчитывал. Последние двадцать лет он заимствовал немного тепла у других тел и отдавал долги
Дэвиса сменил кто-то из современных минималистов. Звуки падали, будто капли бесконечного дождя – слишком гулкие для снежинок, слишком прозрачные для человеческих прикосновений. Легкий и приятный транс. Время, когда не нужно ничего доказывать – ни себе, ни женщине, сидящей рядом. Кажется, они выкурили один косяк на двоих… Живая бархатная тьма клубилась в углах комнаты, подкрадывалась на мягких искрящихся лапах, растворяла в себе музыку, обволакивала многогрешный шарик…
Когда Элка подняла руки, чтобы снять лифчик, он заметил лиловое клеймо у нее под мышкой – эмблему скандально знаменитого Евгенического[ 1 ] Союза. «Ну и ну, – подумал Пыляев, блаженно закатывая зрачки. – Во что это я вляпался?» Он уже увидел ее грудь, и ему стало безразлично почти все. Это была грудь, созданная для нежных ласк. Не та, которую мнут руками, как остывающее тесто, и терзают зубами в порыве страсти. О нет.
1
Евгеника (от греч. eugenes – хорошего рода) – теория о наследственности человека и путях ее изменения. Явилась основой фашистской расовой доктрины. Изучает влияния, которые могут улучшить наследственные качества (здоровье, физические, умственные и паранормальные способности, одаренность) будущих поколений.
Он провел языком линию вокруг правого соска. Почувствовал благодарную дрожь… Он умел и хотел быть сегодня нежным. Что поделаешь – обстановка располагала…
Ковер с длинным ворсом шевелился под ними, словно оживший зверь. Эдику казалось, что весь дом раскачивается и поворачивается, превратившись в огромный флюгер. Он ощущал тепло оранжевого света, падавшего со средневековой картины на стене. Свеча в руке какого-то толстого голландца… Жаркая пульсация в чреслах…
Он стянул с девочки колготки, как змеиную кожу, которая тут же съежилась в огне его жадного желания. Поцеловал впадину пупка. Его губы осязали младенческую гладкость ее бедер. И нежнейший пух… Он рванул вниз узкие белые трусики…
Его лицо смерзлось в брезгливую уродливую маску.
Он протрезвел почти мгновенно. Будто кровь отхлынула от головы и очистила мозг от помоев. Реальность вновь засверкала леденяще опасными гранями…
«Что за черт? Что за черт?» – повторял Эд про себя, пытаясь понять, что же он видит. Понять было просто, но не просто расставаться с приятными иллюзиями.
…Ее лобок был абсолютно гладким, безволосым, и из него торчали две трубки телесного цвета – снизу тонкая, сверху чуть потолще. Пыляев даже знал, из какого материала они сделаны. Впечатляющая упругость, идеальная совместимость с живыми тканями, бессрочная гарантия… Верхняя трубка была как раз такого диаметра, что он, пожалуй, мог бы получить удовлетворение… если бы не увял, будто проколотый воздушный шарик. Более того, его тошнило. В обоих отверстиях подрагивало что-то розовое…
Похоже, Элку не смутило шоковое состояние партнера. Ее пальцы продолжали мягко массировать его скальп. А Эдику казалось: именно там, в корнях седеющих волос, гнездится холод.
– Что-то не так, милый? – промурлыкала она. От этого голоса переворачивалось сердце, но отнюдь не представление Пыляева о том, что должно находиться у женщины между ног…
– Почему ты остановился?
«Почему я остановился?!»
Он медленно поднял голову, боясь чего-то не вполне определенного.
В отблесках каминного пламени ее кожа выглядела словно расплавленное золото. Соски сморщились, высохли, превратившись в изюм. Против ожидания, лицо Элки не было ни злым, ни презрительным. Оно выражало только тоску… и жалость.
Пыляева охватил озноб. Он понял, что впереди у него действительно ничего нет, кроме приближающейся импотенции и одинокой старости. Даже в хаосе все в конце концов оборачивается прозябанием…
– Не нравится? – спросила она без сарказма.
– Какого черта?.. – только и сумел он произнести.
– Тогда проваливай! – посоветовала она мягко.
Он стал молча одеваться, чувствуя себя дерьмом в проруби.
В эту минуту дверь, за которой исчезла «Арина Родионовна», снова распахнулась. В комнате появился холеный мужик в тысячедолларовом костюме, скрадывавшем опрятное брюшко. Пыляев, которому было не до шуток, тем не менее сразу же окрестил его про себя «адвокатом мафии». И, как выяснилось впоследствии, не слишком ошибся.
Глаза печального спаниеля глядели на Эда с укоризной. Седеющая бородка представляла собой маленький шедевр парикмахерского искусства. Новый персонаж потирал ухоженные лапки – примерно так, как это делает муха-дрозофила. На мизинце поблескивало кольцо со свастикой.
«Адвокат» устало улыбнулся, изобразил на физиономии сожаление и сказал:
– Э, нет, детки, так дело не пойдет!
5
«Ты же знал, что так будет, родной?» – спрашивал Эд у самого себя. И тут же отвечал: «Да знал, знал, пропади оно все пропадом!..» Пальцы с трудом находили пуговицы. Что-то в облике опечаленного «адвоката» мешало Пыляеву сразу послать его подальше. Потом, с застегнутой ширинкой, он почувствовал себя гораздо увереннее. Он даже решал, не свалить ли отсюда без всяких послесловий. И догадывался, что свалить не дадут. Почему-то он вспомнил Глаза, оставшегося в «джипе».
Эллочка одевалась без всякого стеснения – как дошкольница или исполнительница стриптиза в артистической уборной. Когда безобразие исчезло под трусиками, Пыляев готов был все ей простить и разрыдаться от ее чистой красоты.
«Адвокат» по-хозяйски прошествовал к дивану, попирая неоскверненный ковер дорогими туфлями, включил лампу с зеленым абажуром и звякнул колокольчиком. Когда в проеме возникла бабуля-одуванчик, бородатый дядя буркнул:
– Принеси чего-нибудь горло промочить.
Оказалось, что горло в этом доме можно было промочить на выбор: бренди «Хенесси», вином «Шато-Марго» 1982 года, минеральной водой «Перрье». «Адвокат» выбрал минеральную воду, набулькал себе полстакана, выпил, достал пачку «Труссарди», закурил и бросил сигареты на столик.
Эду отчаянно хотелось унять прогрессирующую сухость во рту, но он сдержался. Бутылка «Хенесси» выглядела так маняще… Для успокоения нервов он стал рассматривать рисунок тушью на шелке, висевший над диваном. Это был едва обозначенный кистью пейзаж в стиле «сумие». От предметов и людей веяло невыразимой фальшью.
Элка подошла к столику и нацедила себе вина в бокал. Стала пить маленькими глотками. Эдик плюнул на последствия и расположился в кресле. Теперь его подташнивало от этого совсем не дешевого спектакля.