Хор Трубецкого
Шрифт:
Фаина, правда, обещала немедленно исправить положение («ведь я же ж ведь ваша фэя!»), и тут подвернулся Нектов с его необъяснимым желанием прийти к Глухоухову на прием. Фаина во время телефонного разговора с ним быстренько пробила «по своим каналам» личность Нектова и суть его проблемы. И у нее тут же возник план о том, как воспользоваться Хором Трубецкого для очередной помощи ее подопечному.
Нектов открыл дверь со сломанным домофоном, вошел внутрь и упал без сознания, получив мощный удар кастрюлей по голове. Очнувшись, он обшарил карманы и убедился, что ограблен -
Он поднялся, держась за голову, и сказал страдальчески:
– Ну и ну!
Немного придя в себя, подошел к лифтам - ни один не работал. Еще раз произнес: «Ну и ну!», обернулся к выходу из подъезда, но все же решил довести дело до конца и поднялся до пятого этажа, охая и вглядываясь в номера квартир. Нашел нужную (старая железная дверь без обивки), еще немного поколебался и позвонил.
После второго звонка дверь открылась, в темном проеме стоял заспанный мужик старого и очень голодного вида. Был он всклокочен, чрезвычайно небрит, одет в треники с пузырями и ужасающей засти-ранности футболку с когда-то красной надписью «Мосгаз».
– Ну, - сказал мужик мрачно.
Нектов внутренне охнул, он такого не ожидал даже после всего случившегося.
– Я, наверное, ош… Извините, не знаете, где тут проживает Иван Оскарович?
– Я.
– Что «я»? Знаете?
– Я Иван Оскарович. Дальше.
Нектов изумленно оглядел стоящую перед ним фигуру.
– Извините, - сказал он.
– Я все-таки ошибся номером. Развернулся и стал спускаться по лестнице.
– Эй! Постой!
– крикнул мужик в спину. Нектов остановился.
– Да?
– Картошка есть?
– спросил мужик и нелогично добавил: - А то какая-то сволочь кастрюлю сперла.
– Нет картошки, - ответил Нектов и, держась за шишку на голове, продолжил свой спуск. Сверху гулко хлопнула дверь.
Домой Нектов вернулся поздно, с усталостью и головной болью. Тут же позаботился об алкогольной интоксикации, но в небольшой пропорции, так, для уюта. Немного поразмышлял о перпендикулярности происходящих в мире событий и лег спать. О потерянных деньгах он сожалел, но не слишком - в ту пору средства у него были.
Ночью он, как всегда, проснулся, словно кто-то над ухом выстрелил. Часы показывали два десять. Вскочил в кровати, в темноте огляделся, прислушался, было тихо. Голова болела, хор спал.
– Хоть что-то, - буркнул он, укладываясь. Но все равно не спалось. Тогда он встал и, нашаривая домашние туфли, поплелся к окну. Приник ухом к стене, прислушался. Гул шел, он был слышен еле-еле, но совершенно отчетливо. Никто не пел.
– Надо же, - сказал Нектов и снова лег. И промаялся от бессонницы до утра, в полной тишине ночи.
Утром он набрал номер специалиста и выяснил у вежливого, но прохладного женского голоса, что никакой Нектов к профессору Н. вчера не записывался. И вообще этого не может быть, чтобы человек записался и в тот же день попал к профессору на прием. У Ивана Оскаровича очень обширная
На вторую и на третью ночь было то же самое. Бессонница осталась, Хор Трубецкого замечательным образом испарился.
Позвонили на четвертые сутки. Уже известная ему дама с горячим южным акцентом осведомилась:
– Ну, и как? Нету?
Нектов, едва заслышав знакомый голос, приготовился уже было в самых недвусмысленных (или двусмысленных?) выражениях выразить всю силу своего негодования по поводу так называемого приема, но при этих словах осекся.
– Чего нету?
– растерянно спросил он.
– Нет, я на него удивляюсь, он еще спрашивает, чего у него нету!
– вскричала дама.
– Так Хора же ж вашего, вот этого ж вот, Трубецкого! Ведь его же ж нету больше?
– Нету, - вынужден был признать Нектов под напором голоса.
– Действительно. А, позвольте узнать, откуда вы…
Ему не позволили. Ему напомнили, что у людей тоже могут быть профессиональные тайны. Его внимание обратили на то обстоятельство, что сеанс по его избавлению от Хора Трубецкого проведен и гонорар за этот сеанс получен полностью. Насчет несколько экстравагантного способа проведения сеанса и уплаты гонорара дама выразила сожаление, «шо больно было, ну так надо же ж было холодное к голове ложить, кто ж не знает», но зато этот способ оказался быстр, эффективен и избавил Ивана Оскаровича от бессмысленных визитов, человек он ученый и время предпочитает тратить на науку, а не то чтобы на людей. А что не тот Иван Оскарович оказался, так это Нектов сам виноват, и нечего тут, главное, чтоб эффект был. Эффект есть?
– Есть, - согласился Нектов.
– Хор Трубецкого есть?
– Нету, - опять согласился Нектов.
– Ну, вот и все, и разговаривать больше не об чем.
И связь отключили. Номер, который высветился на дисплее не-ктовского мобильника, оказался номером приемной Министерства чрезвычайных ситуаций РФ. Ни о каком Иване Оскаровиче там никогда не слышали.
Так у поэта-песенника Нектова был отобран его знаменитый хор.
В тот же день, когда он был отобран, то есть спустя примерно час или два после того, как Нектова ударили кастрюлей по голове, в квартиру Ивана Глухоухова, что на пятом этаже дома номер четырнадцать, позвонили. Он открыл и увидел перед собой Фаину. Та, отдуваясь, втащила в квартиру две здоровенные синие сумки с логотипами «Метро» на английском языке и поволокла их на кухню.
Глухоухов посмотрел на нее, как на головную боль.
– Что еще?
– Ешьте. Одевайтеся. Собирайтеся, - сказала Фаина.
– Я уже все устроила. От теперь вы заживете, как тот кум королю, как тот сыр в масле, закатаетеся.
– Нет, - сказал Иван Глухоухов.
– Шо нет, когда да, - сказала Фаина.
– От вы все обижаетеся, а посмотрите, как вы живете. Теперь все будет хорошо. Токо сначала поешьте, смотреть же ж страшно.
Еды действительно было много, но есть ее было не из чего, даже кастрюля у Глухоухова куда-то пропала.