Хорош в постели
Шрифт:
В приемной Лили, женщина с вышитыми маргаритками на груди, сидела в том же кресле, на ее колене лежал наполовину съеденный ломтик подсушенного белого хлеба.
– Ну что? – спросила она.
– Они обещали дать мне знать. – В руке Лили я увидела лист бумаги. Не удивилась, поняв, что это ксерокопия статьи Брюса Губермана «Любить толстушку».
– Вы читали? – спросила Лили. Я кивнула.
– Замечательная статья. Он так хорошо нас понимает. – Лили повернулась, насколько позволяло кресло, встретилась со мной взглядом. – Хотела бы я увидеть идиотку, которая упустила такого парня!
Глава 4
Я думаю, каждый человек, живущий один, должен иметь собаку. Я считаю, государство должно вмешаться и принять соответствующий закон: если взрослый человек не женат и ни с кем не сожительствует,
Собаки задают твоим дням ритм и цель. Если собака зависит от тебя, ты не сможешь спать допоздна и сутками не бывать дома.
Каждое утро, сколько бы я ни выпила вечером, чем бы ни занималась, независимо от степени разбитости моего сердца, Нифкин будил меня, осторожно тыча носом в веки. Он на удивление тонко все чувствующий маленький песик, готовый терпеливо лежать на диване, скрестив перед собой передние лапы, пока я подпеваю «Моей прекрасной леди» или вырезаю рецепты из журнала «Семейный круг», пусть, как я люблю шутить, у меня нет ни семьи, ни круга.
Нифкин – ладный и аккуратненький рэт-терьер [11] , белый с черными пятнами и коричневыми отметинами на длинных, тонких лапах. Он весит ровно десять фунтов и выглядит как исхудалый и очень нервный джек-рассел-терьер [12] , но с ушками добермана-пинчера, стоящими торчком. Мне он достался не щенком, я получила его от трех спортивных журналистов, с которыми познакомилась в моей первой газете. Они арендовали дом и решили, что в доме необходима собака. Вот и взяли Нифкина из питомника в полной уверенности, что он щенок добермана. Разумеется, он был не щенком добермана, а взрослым рэт-терьером с большими ушами. Действительно, он словно сборная солянка из частей собак нескольких пород, которые кто-то объединил ради шутки. А мордочка у него перекошена в постоянной усмешке, этим он похож на Элвиса. Говорили, что мать укусила его, когда он был щенком. Но в присутствии Нифкина я воздерживаюсь от упоминания его недостатков. Он очень нервно реагирует на критику собственной внешности. Точь-в-точь как его хозяйка.
11
Нифкин, конечно же, дворняжка, но Кэнни придумала ему породу (рэт – от английского слова «rat», крыса).
12
Джек-рассел-терьер – двоюродный брат фокстерьера, выведен в середине XIX в. в Англии преподобным Джоном Расселом.
Спортивные журналисты терпели Нифкина шесть месяцев, то окружая вниманием, даже давая полакать пива из миски для воды, то запирая на кухне и напрочь про него забывая в ожидании, когда же он вырастет и станет настоящим доберманом. Потом одного из них пригласили в «Форт-Лодердейл сан-сентинел», а двое других решили разъехаться и снять себе отдельные квартиры. Никому не хотелось брать к себе Нифкина, который ничем не напоминал добермана-пинчера.
Сотрудники имели право давать бесплатные объявления, и их объявление печаталось две недели: «Одна собака, маленькая, пятнистая, в хорошие руки». Но желающих взять Нифкина так и не нашлось. Уже сидящие на чемоданах, внесшие задаток за новые квартиры, «спортсмены» вдвоем насели на меня в кафетерии редакции.
– Или ты, или снова питомник, – заявили они.
– Он приученный? – спросила я. Они переглянулись.
– Скорее да, чем нет, – ответил один.
– По большей части, – услышала я от второго.
– Он грызет вещи? Та же реакция.
– Он любит шкуры, – ответил первый.
Второй промолчал, из чего я поняла, что Нифкин также любит грызть туфли, ремни, кошельки и все, что попадет ему в зубы.
– Он научился гулять на поводке или по-прежнему постоянно рвется с него? И он откликается на другую кличку, помимо Нифкина?
Парни в очередной раз переглянулись.
– Послушай, Кэнни, – наконец прервал паузу один, – ты знаешь, что случается с собакой в питомнике... если только хозяева не смогут убедить кого-то еще, что она доберман-пинчер. Но я в этом сильно сомневаюсь.
Я его взяла. И, само собой, первые месяцы нашей совместной жизни Нифкин провел, справляя нужду в углу гостиной, он также прогрыз дыру в моем диване и начинал метаться, как кролик, стоило мне прицепить поводок к ошейнику. Перебравшись в Филадельфию, я решила, что теперь все пойдет по-другому. Установила Нифкину жесткий распорядок дня: сама прогуливала его в половине восьмого утра, вторую прогулку он совершал в четыре часа дня (за это я платила соседскому мальчику двадцать долларов в неделю), а перед сном снова гуляла с ним сама. Через шесть месяцев муштры Нифкин практически перестал грызть то, что грызть не следовало, не гадил в квартире и спокойно шел рядом, если, конечно, его не отвлекал воробей или скейтбордист. За свои успехи он получил право пользоваться мебелью. Сидел со мной на диване, когда я смотрела телевизор, и каждую ночь спал на подушке рядом с моей головой.
– Ты любишь эту собаку больше, чем меня, – жаловался Брюс.
И действительно, своего песика я страшно баловала, покупала ему пушистые игрушки, искусственные косточки, маленькие свитера, чтобы он не замерз на зимней прогулке, собачьи деликатесы, и (из песни слова не выкинешь) у него была своя, изготовленная на заказ софа, обтянутая той же джинсой, что и мой диван на кухне. На этой софе он спал, когда я уходила на работу. Надо сказать, что от Брюса пользы Нифкину не было никакой, он даже не выводил пса. Возвращаясь домой из тренажерного зала, после велосипедной прогулки или длинного рабочего дня, я находила Брюса распростертым на моем диване, тогда как Нифкин сидел на одной из подушек с таким видом, будто вот-вот лопнет.
– Ты его выводил? – спрашивала я, и Брюс лишь стыдливо пожимал плечами.
Когда такое случилось с десяток раз, я перестала спрашивать. Мордочка Нифкина служила заставкой на моем компьютере на работе, и я подписалась на онлайновую газету «Рэттер чэтгер», хотя и удержалась от того, чтобы послать им его фотографию... пока.
Лежа в постели, мы с Брюсом придумывали истории из жизни Нифкина. Я придерживалась того мнения, что Нифкин родился в зажиточной английской семье, но отец отказался от него, застав на сеновале в компрометирующей позиции с одним из конюхов, и отправил в Америку.
– Может, он работал оформителем витрин, – предполагал Брюс, подсовывая руку мне под голову.
– Нет, подавал шляпы, – ворковала я, прижимаясь к Брюсу. – Держу пари, он подавал шляпы в «Студио-54» [13] .
– Возможно, он знал Трумэна [14] .
– Ходил в сшитых на заказ костюмах и носил трость.
Нифкин смотрел на нас как на чокнутых, потом уходил в гостиную. Я подставляла губы для поцелуя, и мы с Брюсом вновь пускались вскачь.
13
«Студио-54» – знаменитый ночной клуб на Западной 54-й улице Нью-Йорка.
14
Трумэн, Гарри (1884-1972) – 33-й президент США (1945-1953).
Если я спасла Нифкина от спортивных журналистов, частных объявлений и питомника, то и он в не меньшей степени спасал меня. Скрашивал мое одиночество, давал повод подниматься каждое утро и любил меня. Хотя бы за отстоящие большие пальцы и умение открывать консервные банки. Какая, собственно, разница, за что? Когда вечером он укладывался своей маленькой мордочкой рядом с моей головой, вздыхал и закрывал глаза, я знала, что он меня любит.
На следующее утро после посещение Центра профилактики я прицепила к ошейнику Нифкина длинный поводок, сунула в правый карман пластиковый мешок из «Уол-марта», в левый – четыре маленьких собачьих бисквита и теннисный мяч. Нифкин метался как безумный, прыгал с моего дивана на свою софу, с реактивной скоростью выбегал в коридор, ведущий в спальню, и тут же возвращался, останавливаясь лишь для того, чтобы лизнуть меня в нос. Каждое утро он воспринимал как праздник. «Да! – казалось, говорил он. – Уже утро! Я люблю утро! Утро! Так пошли гулять!» Наконец я вывела его за дверь, но он продолжал напрыгивать на меня, пока я выуживала из кармана темные очки и водружала их на переносицу. Мы проследовали по улице. Нифкин танцевал, я тащилась сзади.