Хороший сын, или Происхождение видов
Шрифт:
Я закрыл за собой дверь и обернулся. У двери лежали черная водонепроницаемая ветровка и стеганый жилет под куртку. В них я выходил из дома вчера ночью. Как и с кроссовками, было непонятно, почему они валяются здесь. Я попытался ответить на вопрос, как это получилось.
Услышав крик мамы, я вбежал домой через парадную дверь и на полу перед кухней увидел лежащую окровавленную маму. Я снял с себя мокрую ветровку и жилет, кинул их у двери и зашел внутрь… Какой бред! С того момента, как я проснулся, я не мог найти ни одного логичного объяснения происходящему, но это была самая большая чушь.
Я нагнулся и поднял куртку с жилетом. В это мгновение откуда-то
Я схватил куртку и бросился в гостиную. Искать сотовый не пришлось, я сразу его увидел. Он все это время лежал на краю столика. Мама часто оставляла его там. Я не заметил его, когда звонил в полицию. На экране неожиданно высветилось имя.
Хэвон
Зачем звонит тетя? Причем так рано и в тот день, когда произошло убийство мамы. Звонок раздался несколько раз и прекратился. Но сразу зазвонил домашний телефон. И на этот раз звонила тетя. На экране высвечивалось время 6:54. Хэчжин и тетя – два телефонных звонка с интервалом в полтора часа. Сам собой напрашивался вопрос: мама звонила вчера ночью им обоим?
Я взял сотовый мамы, чтобы получить ответ на этот вопрос. Разблокировать телефон не составило никакого труда: я знал маму так же хорошо, как она – меня. В 1:30 мама звонила Хэчжину, но они не разговаривали, а в 1:31 – тете, их разговор длился три минуты. Значит, мама была жива как минимум до 1:31.
Я вернулся к своему последнему вчерашнему воспоминанию – в полночь. Я ясно помнил, что у перехода неподалеку от мола увидел женщину, которая вышла из последнего автобуса, следующего в Ансан. Оттуда до дома примерно два километра. Это немного, но и не мало – двадцать минут пешком, пятнадцать быстрым шагом и минут десять бегом. Если я бежал домой, значит, примерно в 12:10 я вошел в подъезд. Если добавить время подъема по лестнице до квартиры, то перед входной дверью я был в 12:15. Даже если – хотя мне запомнилось обратное – домой я шел неспешным шагом, я бы стоял перед квартирой в 12:30.
Итак, в 12:30 я вошел в гостиную, а мама погибла в пространстве между гостиной и кухней уже позже – в 1:34.
В голове все перепуталось. Было такое ощущение, что я ввязался в странную игру. Расхождения во времени, целый клубок противоречий – я уткнулся в тупик. Даже «кто-то», за которым я только что гонялся по всей квартире, исчез из поля моего зрения. Возможно, я изначально что-то упустил. Что-то важное, но невидимое. То, что логично все соединит и сделает понятным.
С курткой и телефоном в руках я повернулся к маме. Она спокойно лежала на спине в луже крове. Было похоже, что она спит… Только теперь я заметил то, что до этого упускал из виду. Мама лежала в неестественной для убитого человека позе. Разве возможно, чтобы человек с перерезанным горлом, падая, стряхнул волосы себе на лицо, аккуратно сложил на груди руки, спокойно лег на спину и скончался?
Когда я подошел поближе к ее ногам, в глаза бросились кровавые потеки, которые я раньше не приметил. Было ясно, что кто-то тащил вниз по лестнице нечто тяжелое, а именно тело мамы. На ступеньках были такие же потеки. Рядом с тянущейся кровавой дорожкой отпечатались следы ног. Сперва они вели вниз, а потом стали подниматься вверх. Четкие, как отпечатки пальцев, следы; тело мамы, лежащее головой к прихожей. В мозгу у меня сразу возникла гипотеза.
Кто-то убил маму на лестничной площадке, стащил ее тело вниз и
Однако эта версия не объясняла самого главного – «почему» и кто «он». Если это не взломщик и не Хэчжин, в таком случае, остается только один человек… Я сразу же испугался ответа, обернулся к маме и невольно покачал головой. И тогда мне вспомнились слова Реалиста. Лучше скажи, что мама сама перерезала себе горло.
Да, это возможно. Возможно, по какой-то причине мама сама перерезала себе горло на лестничной площадке, а я отчего-то не смог этому помешать. Может быть, в это время я был на грани припадка. Или из-за надвигающегося припадка я был в сонном состоянии, как медведь-шатун зимой. Мама упала и покатилась вниз по лестнице, а я спустился следом за ней и уложил ее возле кухни в позе спящего человека. Видимо, это был тот минимум неотложной помощи, на который я был способен в тот момент. Я был не в себе и, видимо, счел, что это решит все проблемы. Не удивлюсь, если я даже пожелал маме спокойной ночи.
В голове забрезжил свет надежды. Если я пойму, почему она перерезала себе горло и почему я не остановил ее, то смогу вызвать полицию, не навлекая подозрение на себя. Я смогу разгадать эту загадку или хотя бы разложить все по полочкам, надо только хорошенько постараться. У меня талант подгонять факты и выстраивать их в правдоподобную логическую цепочку. Правда, мама всегда недооценивала эту мою способность, называя ее «умением приврать».
Я быстро побежал по лестнице вверх, стараясь ни до чего не дотрагиваться и обходить следы. Кровавая лужа на лестничной площадке между пролетами была намного больше, чем на первом этаже. Следы ног повсюду хаотично расходились во все стороны. Оставивший их человек не знал, очевидно, куда ему направиться и что делать.
Ючжин! – тихо звала мама из темноты памяти, стараясь справиться с эмоциями. Вместе с тем голос ее был властным, на который следовало отвечать только односложным «да». Я невольно остановился и повернулся к деревянной стене, целиком залитой темной кровью. Среди кровавых разводов я увидел себя, прислонившегося к этой стене, словно кто-то загнал меня в угол. Я задержал дыхание.
Где ты был?
Когда я уже слышал этот голос? Вчерашней ночью? Или возвращаясь с мола? Слабый свет мерцал в самом низу моего сознания, похожего на грязную лужу. Но как только я моргнул, этот свет погас, мой образ на стене бесследно исчез, а голос мамы растворился в воздухе. Я поднялся на второй этаж и пошел по коридору, следуя параллельно следам, оставшимся на мраморном полу. Я с силой наступал на пятки, но все равно казалось, что мое тело скользит, едва касаясь пола. Я взялся за окровавленную ручку двери, повернул ее и вошел в свою комнату. Только я оказался у изножья кровати, как неожиданно вновь послышался голос мамы.
Стой там!
Я остановился рядом с последним следом, жирной точкой завершавшим их вереницу. Размер ноги совершенно совпадал с моим. Я неуверенно повернул голову и оглядел комнату. Чуть приоткрытая стеклянная дверь, отодвинутые в сторону жалюзи, мерцающий в темноте свет фонаря под навесом, прибранный стол, потом стул, на спинке которого висела домашняя одежда, радиотелефон на тумбочке, окровавленные подушки и одеяла. Мобильник мамы выскользнул из моей руки на пол. Я наконец-то понял, что все зацепки и обстоятельства указывали только на одного человека. И этим человеком был я.