Хотите быть герцогиней?
Шрифт:
Она растянула ленту вертикально, приставив один ее конец к основанию его шеи. Ошибка! Теперь, помимо ненужных воспоминаний, она получила прикосновение к его волосам. Ощущение было такое, будто трогаешь дорогой бархат с густым роскошным ворсом.
«Бархат, Эмма? Неужели?»
– Я почти закончила. Осталось измерить вашу грудь.
Эмма приставила один конец ленты к грудной клетке, затем обвела ею по кругу в противоположном направлении, проведя по атласной спинке его жилета, пока оба конца не сошлись на грудине,
Отлично. Вот так. Она взяла зверя на поводок.
Тогда отчего ей кажется, будто она его пленница?
Ее пугали не его шрамы. Как раз наоборот. Когда она стояла так близко, ее взгляд не мог охватить сразу обе стороны его лица. Ей нужно было выбирать. И Эмма уже знала, какая из сторон взывала к ней сильнее.
Чтобы преуспеть в портновском искусстве, было два подхода: найти недостатки и скрыть их или же подчеркнуть достоинства. Она всегда использовала второй подход. И вот сегодня он ее так жестоко подвел.
«Не делай этого, Эмма! Не бросай своему глупому сердцу канат, не то он скрутит тебя в узел».
Но было слишком поздно. Теперь, когда Эмма подняла на герцога взгляд, увидела в нем мужчину – мужчину с внимательными синими глазами и спрятанным в груди сердцем, которое выбивало гулкий и дерзкий ритм.
Мужчину с желаниями и потребностями, страстями, наконец.
Мужчину, который вчера схватил ее за руку, а теперь…
А теперь было похоже, что он имеет намерение ее поцеловать.
Глава 3
Эш никогда еще не испытывал такого сильного желания поцеловать женщину. Он отчаянно хотел ее поцеловать. Он даже чувствовал на губах вкус ее губ, мог бы смаковать розовую их сладость, слизал бы все колкие слова с кончика ее языка. Преподал бы ей урок… или два, лишил бы возможности дышать, потряс бы все ее существо.
Разумеется, ему хотелось зайти куда дальше, нежели просто поцелуй. Наклоняясь к ее губам, он проник взглядом сквозь кружевную косынку и увидел ложбинку между ее грудями – темную, благоуханную, сулившую так много удовольствий.
Несколько лет назад он поцеловал бы ее – и на этом бы не остановился. Он бы соблазнил девицу с помощью мелких безделушек и остроумных намеков. И она охотно и даже со рвением пришла бы к нему в постель, где они смогли бы насладиться друг другом как следует. Но это осталось в прошлом. Былое остроумие, которое могло очаровать кого угодно, сменилось тлеющим подспудно гневом. Да и лицо, некогда такое привлекательное, теперь стало другим. Ни одна женщина не придет в восторг, если ее станет целовать урод, сердце которого исполнено горечи. Но сейчас это не имеет значения. Ему не нужна любовница. Ему нужна надежная жена. Жениться на этой привлекательной модистке, уложить ее в постель, а потом, когда она родит наследника, отправить подальше в деревню. Все. Конец.
Он выпрямился и насмешливо вскинул бровь. Какая удача, что у него осталась одна целая бровь! Какой прок в том, что ты герцог, если не можешь многозначительно поводить бровью?
Эмма ослабила натяжение ленты.
– Выберите ткань в мануфактурном магазине и пришлите нам пять ярдов. Я бы посоветовала розовую парчу.
Он склонил голову набок:
– Правда? А я подумывал о персиковом цвете.
Эмма схватила его шляпу, плащ, перчатки и трость и сунула ему в руки.
– А теперь я прошу вас удалиться. Мне нужно идти домой.
– Мы можем совместить эти два процесса. Я отвезу вас домой. Моя карета ждет у дверей мастерской.
– Благодарю, но я предпочитаю пройтись.
– Это даже больше меня устраивает. Карета далеко, а мои ноги – вот они.
Эмма направилась к задней двери мастерской. Эш надел сюртук, плащ, перчатки и шляпу и вышел за ней в переулок, где пахло сыростью и отбросами. Шаг у него был широкий, так что он быстро нагнал Эмму.
Ее туфли выбивали сердитую дробь по булыжнику мостовой.
– Я не стану вашей любовницей. Мое тело не продается.
– Это не совсем так. Вы ведь портниха, правда? Значит, ваши пальцы продаются.
– Если вы не понимаете, в чем разница между пальцами женщины и чревом…
– Я отлично знаю, в чем разница. – Он взял ее руку, на которой не было перчатки, и большим пальцем погладил подушечку каждого пальца. – Уверяю вас, что ни за что не перепутаю.
Он погладил натертый указательный палец и даже рассердился. У дочери джентльмена должны быть нежные пальцы, но жизнь ожесточила ее… У него возникло беспокойное желание поднести ее руку к губам и поцелуями стереть мозоли с пальцев.
Эмма судорожно вздохнула, будто прочла его мысли. Или ее испугали собственные фантазии?
Девушка отдернула руку.
– Чего вы добиваетесь? Хотите мучить меня и дальше?
– Нет, мне нужно не это. Хотя, подозреваю, со временем мы к этому придем.
Она тихо застонала. И Эш нашел, что этот стон чертовски его возбуждает. Впрочем, он отметил это вскользь. Гораздо сильнее его занимал тот факт, что Эмма дрожит, обхватив себя руками.
– Где ваш плащ?
– Оставила вчера у вас дома.
– Отлично. Надеюсь, вы согласитесь со мной: не следует убегать столь поспешно.
Герцог снял с себя плащ, набросил ей на плечи и плотно закутал, так что девушка стала похожа на пингвина.
– Идемте скорее.
Развернув за плечи, он подтолкнул Эмму вперед – она заспешила неуклюжей походкой.
Предложить ей плащ было не простой галантностью. Это была самозащита. На нем, правда, были перчатки, но из такой тонкой кожи, что без преграды, которой стал плащ, он все равно ощутил бы прикосновение. А он не хотел снова пережить шок, который потряс его в библиотеке.