Хоук
Шрифт:
Я проглотила боль, которую мне причинили его слова, не желая показывать ее.
— Ты ощущаешь себя великим и ужасным, когда ведешь со мной такие разговоры?
— Закрой свой гребаный рот, девчонка!
— То есть ты сам затеял этот разговор, но мои слова выводят тебя из себя?
— Я сказал, закрой свой ебаный рот!
— Все девушки в округе жалуются на тебя, — продолжала я, не обращая внимания на то, как он покраснел. — Говорят, тебе нравится грубость, потому что за счет нее ты компенсируешь свой крошечный член.
Это
К этому моменту он был не просто взбешен — его трясло. Он распахнул водительскую дверь, и на секунду я замерла от неожиданности, потому что не знала, что все это время его ремень безопасности был отстегнут. Развернувшись, я побежала, но он догнал меня, схватил за волосы и одним толчком повалил на землю.
Я неловко упала, подогнув ноги под странным углом, и пыталась вырваться, дико размахивая кулаками. Он приблизил свое лицо, все еще липкое от сэндвича, к моему и прорычал:
— Считаешь себя смелой, не так ли? — он провел руками вниз по моему телу, внезапно протиснул их между ног и сильно надавил, заставив меня вздрогнуть. Он шарил там своими пальцами, принуждая к тому, чего никто никогда не делал по отношению ко мне.
Не плачь. Не умоляй. Не показывай ему свое бессилие.
Я отбивалась, а он с самодовольным видом ломал мое сопротивление. Он был сильным и крупным, его дыхание у моего лица пахло сигаретами. Моя беззащитность кружила ему голову.
— Отпусти меня, — настойчиво потребовала я, понизив голос.
— Почему бы тебе не сказать это немного громче? — возразил он.
Нет. На этот раз я медленно и раздельно повторила свои слова:
— Отпусти. Меня.
Он потянул меня за волосы, вырывая пряди, но я сжала губы, стараясь не дать ему понять, насколько мне больно. Когда он увидел это, его глаза потемнели.
— О, теперь я понял, — сказал он, будто размышляя, — ты одна из их покорных сучек, да?
Я не ответила.
— Таких молчаливых маленьких сучек, как ты, мне подают к обеду, и хочешь знать, чем ты от них отличаешься? — он растянул губы в злобной ухмылке. — Ты кричишь громче остальных.
Я втянула носом воздух и плюнула ему в лицо. Он ударил меня в глаз, и моя голова откинулась назад, ударившись об асфальт.
— Чувствуешь эту боль? Ты привыкнешь к ней, пока я, трахая, разорву тебя надвое. Знаешь, что мне нравится, девочка? Знаешь, через какое дерьмо мне пришлось пройти, добывая этот гребаный значок, сучка? Я не боюсь вашего сраного клуба. Блядь, я оприходую твою маленькую дырку прямо здесь…
Его прервал рев мотоцикла. Перед глазами у меня плыли круги, и, повернув голову, я смутно различила приближающийся к нам «Харлей». Он развернулся,
Хоук.
Я мгновенно почувствовала себя в безопасности.
Его лицо было исполнено ярости. Он молча изучал ситуацию, сначала оглядев меня, лежащую на земле, после чего перевел ледяной взгляд на таракана. Тот отпустил мои волосы, поднялся, как ни в чем не бывало отряхнул брюки и сказал:
— Ты должен следить за своими девчонками и проучить ее за нападение на офицера средь бела дня.
Некоторое время Хоук разглядывал его, сжав пухлые губы и прищурив темные глаза. Затем повернулся ко мне.
— Он преследовал тебя? — спросил Хоук угрожающе низким голосом.
— Да, — ответила я.
— Он обидел тебя?
— Да, — повторила я, пересекаясь взглядом с тараканом. — Да.
— Он причинил тебе боль?
— Да, он толкнул меня на землю.
Только я произнесла это, как подоспела еще группа мотоциклистов. Они пронеслись по дороге, покружили вокруг нас и остановились. Еще одна фигура в шлеме спрыгнула с мотоцикла.
Это был Гектор — более молодая версия Хоука.
— О, вы посмотрите, это же Хелински, — объявил он. — Снова заявился на территорию «Военных Баронов». Это тот самый мужик, о котором я рассказывал, брат. Он издевается над нашими девчонками. Прошлой ночью он отметелил Джину и бросил ее в кровати истекать кровью. Реально больной мудак.
Лицо Хоука окаменело. Он посмотрел на меня, а потом на копа.
— Солнышко, он пытался силой усадить тебя в машину?
— Нет.
— Он прикасался к тебе?
Я снова выдохнула.
— Да, — мое лицо покраснело, и губы задрожали от злости и унижения. — Он, —засунул в меня свои пальцы, — говорил мне, что меня, как и папу, будут жрать черви, после того, как я запустила ему в лицо свой сэндвич.
— Ты лишилась сэндвича, запустив его ему в лицо?
— Да.
— Сколько ты заплатила за сэндвич?
— Три доллара семьдесят пять центов.
— Ты потеряла почти четыре доллара из-за этого куска дерьма?
Я кивнула.
— И он ударил тебя? Поэтому ты оказалась на земле?
Таракан начал говорить:
— Она напала…
— Заткнись, — оборвал его Хоук, не сводя с меня взгляда.
Я убрала волосы с лица и села, снова тряхнув головой, чтобы зрение прояснилось.
— Я не нападала на него. Просто словесно оскорбила его член, назвав его крошечным.
Все присутствующие засмеялись. Губы Хоука изогнулись, и даже сидя на земле и чувствуя боль, я ощутила трепет в груди. После этой улыбки на сердце стало легче. С ним всегда все становилось лучше — с тех пор, как умер мой отец, и Хоук взял меня на попечение клуба.