Ховрино
Шрифт:
За идеально гладкой прозрачной стеной лениво колыхалась полужидкая масса, в которой можно было различить фрагменты тел практически всех известных Керзу обитателей мертвого мегаполиса. Сосуд был наполнен жутким коктейлем почти доверху, и ворм уже знал – ему предстоит долгий подъем по многочисленным ступеням к вершине этого невиданного алтаря.
«Чрево земли. Земля голодна. Насыть ее…»
Шаг за шагом, пролет за пролетом… Вот и последняя ступенька. За ней – огороженная площадка, примыкающая к верхней, открытой части сосуда. Еще несколько шагов… Став вплотную к ограждению, Керз поднял свою ношу над головой.
Кукловод устами ворма прокричал что-то нечленораздельное – и рассеченное детское тело,
«Земля принимает эту жертву… Но она не насытилась… Ты должен принести еще… Еще, или земля поглотит всех нас…»
Керз развернулся и поплелся обратно. Впереди был тяжелый день, наполненный тяжелым, однообразным трудом. Найти мясо. Убить мясо, если никто не убил его до этого. Немного съесть самому, чтоб не сдохнуть с голоду. Остальное принести сюда… Монотонная, нудная работа, способная свести с ума любое разумное существо. Впрочем, это обстоятельство ничуть не волновало ни кукловода, ни его новоприобретенную куклу, проблески разума которой с каждой минутой становились все реже и слабее.
Тяжелые серые облака, с самого утра застилавшие небо, с наступлением ночи никуда не делись. Лунный свет практически не пробивался сквозь их пелену, а звезд так и вообще не было видно.
– Знаешь, Лия, – шепотом произнес Бор, глядя на бледный круг ночного светила, еле различимого за густой пеленой, – в детстве мамка мне часто обещала падающие звезды показать. Говорила, что, пока звезда падает, можно загадать любое желание, и оно обязательно сбудется. Но каждый раз, когда мы выходили ночью смотреть на небо, звезд не было. Вот как сейчас. А я все мечтал, мечтал… Потом и перестал. К чему мечты, если они не исполнятся?
– И чего же ты хочешь, Бор? – поинтересовалась Лия, умело разделывая еще теплую тушку жирного хоммута.
– Я-то? Не знаю… С тех пор, как сбежал… не знаю.
– А до побега знал?
– Нет. Работал, как папка с мамкой, ел, спал.
– Ну и о каких исполнениях речь, если ты сам не знаешь, чего хочешь? Хотя, пора бы определиться. Тем более сейчас, когда перед тобой открыты все дороги.
Здоровяк не нашелся, что ответить. Слова девушки снова пробудили в нем мысли, которые с момента встречи с ней все чаще посещали его. Сбежал, спасся – дальше что? Сейчас он понемногу осваивает все то, чему его учит Лия. Только вот для чего оно нужно? Неужели только для того, чтобы просто выживать день за днем?
– Голову не забивай, – снисходительно улыбнулась Лия, заметив на лице громилы смятение. – Смысл жизни можно всю жизнь искать, но так и не найти. Но всегда должна быть какая-то цель. Желание что-либо сделать, чего-то достичь. Все то, чему я тебя учу, – это средства для достижения твоих целей, Бор. И чаще всего – вынужденных целей. А свои собственные цели в своей жизни ты должен выбирать сам.
– Ты мысли читать научилась с помощью этого шлема? – удивленно спросил громила.
– Нет, – покачала головой девушка. – Просто у тебя все мысли на лице написаны. Ладно, твое время закончилось. Теперь сплю я, а ты ближе к рассвету пожаришь мясо. А как солнце взойдет, поедим и отправимся в Ховринку.
Громила кивнул и, усевшись поближе к костру, положил рядом с собой свою огромную дубину и принялся деловито насаживать еще теплые куски хоммятины на длинные палочки, вырезанные Лией из ветвей деревьев.
«Придется тебе снова кулаками поработать, Бор, – закрыв глаза, подумала девушка. – В коридорах больницы твое длинномерное оружие только помехой будет».
Больница… В данном случае – крепость, которую утром предстоит штурмовать. Вдвоем. Бор, конечно, стоит целого отряда, но полной информации о том, кто и что ожидает их за стенами Ховринки, не было. И спланировать весь штурм ввиду недостатка информации
Каждое из многочисленных слепых окон огромного здания – потенциальная бойница, из которой в любой момент может вылететь стрела или пуля. Но все это мелочи перед ментальной активностью неведомого хозяина больницы, способного просто выжечь мозг неосторожному путнику. Но, с другой стороны, ему тоже надо спать, а предрассветное время – самое сонное. К тому же сумерки скроют их передвижение и затруднят прицеливание. Исходя из этого, Лия и решила идти на приступ рано утром.
Конечно, исходить надо из того, что хозяин Ховринки проснется в самое неподходящее время или же вообще не спит. Она-то теперь в шлеме и невидима для него. Но Бора он ментально точно увидит. И, скорее всего, наведет на него своих стрелков. Конечно, можно короткой очередью из «Корда» по окнам полоснуть, как только кто высунется… Не столько поубивать, сколько шугануть, чтоб залегли, – патронов-то почти нет. Хотя, с другой стороны, вряд ли шам прикажет своей пристяжи стрелять по психам, которые решили вдвоем выступить против целой армии. Скорее, попытается взять живьем… Тем более, что его стопроцентно заинтересует, как им удалось противостоять его ментальным атакам.
Также весьма актуальным был вопрос, где именно искать шама. «В Ховринской больнице» – слишком расплывчатая и неявная наводка, учитывая размеры проклятого здания. Многоэтажная громада поражала своими габаритами, и попробуй пойми, на каком именно этаже, в каком крыле, в каком помещении скрывается этот жуткий мутант. А может, и не скрывается, а, словно дикий зверь, постоянно меняет лежку, чтоб его не застали врасплох.
Хотя нет. Вряд ли хозяин Ховринки, способный силой мысли управлять другими живыми существами, станет тратить силы на постоянное перемещение по своему логову. Скорее, засядет в каком-нибудь удобном для него помещении и будет дергать за незримые ментальные нити, связывающие его с многочисленной зомбированной челядью. И держаться станет поближе к центру своего логова – так ему будет проще как контролировать свою пристяжь, рассредоточенную по всему зданию, так и зомбировать пополнение из числа тех, кто неосторожно приблизится к стенам кошмарной больницы…
С этими мыслями Лия уснула – словно погрузилась в глубокий омут без снов, мыслей и проблем, которых в последнее время накопилось у нее предостаточно.
Смелый – это не тот, кто ничего не боится. На любой войне не боятся только непуганые идиоты, которые при первой же угрозе их жизни забиваются в угол, кажущийся им безопасным. Там они и сидят, дрожа от страха и сжимая сведенными судорогой пальцами вверенное им оружие, пока суровый и закаленный в боях командир не вытащит их оттуда, сопроводив свои действия словесными и физическими трендюлями. Или пока их не достанут пуля, стрела, либо когти и клыки хищников, у которых свой взгляд на безопасность угла, выбранного идиотом, до этого не встречавшегося с настоящим, смертельным ужасом.
Смелый – это тот, кто боится, но действует. Страх для него не помеха, а помощник, который не позволит, к примеру, бездумно ворваться в логово врага с криком «щаспорвувсехнах!!!» – и бесславно умереть, порой даже не успев увидеть своего более умного и опытного противника. Или, к примеру, не допустит, чтобы боец слишком уж расслаблялся в промежутках между боями, даже отдыхая за стенами своей базы. На войне безопасных мест не бывает.
Но одно дело, когда и непуганые, и истинно смелые могут свой страх обосновать хотя бы для самих себя. И совсем другое, когда на арену выходит иной вид страха – необъяснимый и непонятный. Когда что-то тебя пугает, пытается обратить в бегство – а что именно, ты не понимаешь. Вроде и нет явной угрозы, а все равно боишься, причем сам не зная чего.