Хождение Джоэниса. Оптимальный вариант
Шрифт:
Шан Ли, кафедра французского языка: «Рад с вами познакомиться, Джоэнис. Разрешите наполнить ваш бокал?»
Весь вечер проходил в подобных и даже ещё более приятных разговорах. Джоэнис пытался ненавязчиво выяснить, какой же предмет ему предстоит вести, беседуя с теми из профессоров, которые, казалось, были в курсе. Увы, эти люди, возможно из деликатности, не касались предмета Джоэниса, а предпочитали рассказывать истории, близкие им самим.
Поняв, что его попытки тщетны, Джоэнис вышел в фойе и оглядел доску объявлений. Единственное объявление, которое имело к нему отношение, гласило, что занятия господина Джоэниса начнутся в 11.00 в аудитории 143 Нового крыла вместо аудитории 341 Корпуса Ваникера, как было сообщено ранее.
Джоэнис подумал, не отвести ли ему в сторону одного из профессоров, например господина Чандлера с кафедры философии (науки, безусловно, не чуждой подобных деликатных сомнений), и не спросить в лоб, что ему, Джоэнису, надо преподавать. В конце концов этому мешала его врожденная стеснительность. Вечеринка закончилась, и Джоэнис удалился к себе в комнату в Доме преподавателей, так ничего и не узнав.
На следующее утро, стоя у входа в аудиторию 143 Нового крыла, Джоэнис испытал типичный страх начинающего актера перед выходом на сцену. Он даже подумал, не удрать ли из университета. Но ему так пришлась по душе университетская жизнь, судя по первым о ней впечатлениям, что было очень жаль лишаться её из-за такого пустяка. Поэтому, придав лицу строгое выражение, он решительно вошёл в аудиторию.
Разговоры стихли, студенты с живым интересом рассматривали нового преподавателя. Джоэнис собрался с мыслями и обратился к классу с той напускной уверенностью, которая нередко лучше уверенности самой по себе.
– Вот что, класс, – сказал он, – я полагаю, что вам следует немедленно уяснить некоторые вещи. Ввиду определённой необычности моего курса кое-кто из вас, вероятно, считает, что тут нечего делать и что занятия наши будут носить развлекательный характер. Тех, кто так думает, предупреждаю сразу: лучше переводитесь на другой курс, более соответствующий вашим ожиданиям.
В аудитории воцарилось напряжённое молчание.
Джоэнис продолжил:
– До некоторых, возможно, дошли слухи, будто бы у меня легко получить положительную оценку. Советую побыстрее избавиться от этого заблуждения. Я отношусь к ответам беспристрастно и строго. Знайте, что, если потребуется, я без колебания завалю весь поток.
Легкий вздох, почти что отчаянная мольба, сорвался с губ студентов. По жалобным взглядам Джоэнис понял, что стал хозяином положения. Поэтому несколько смягчил тон.
– Теперь, когда мы познакомились поближе, мне остается только сказать вам – тем, кто выбрал этот курс из искренней жажды знаний, – добро пожаловать в нашу компанию!
Студенты, как единый гигантский организм, разом облегчённо выдохнули. Следующие двадцать минут Джоэнис занимался тем, что записывал фамилии и места слушателей. Когда он довел список до конца, его осенила счастливая идея.
– Господин Этельред, – обратился Джоэнис к серьёзному и знающему на вид студенту, сидящему в первом ряду, – будьте любезны, подойдите ко мне и напишите на доске крупными буквами, чтобы всем было видно, название нашего курса.
Этельред с трудом сглотнул, заглянул в свою тетрадку и вывел на доске: «ОСТРОВА ЮГО-ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ ТИХОГО ОКЕАНА: МОСТ МЕЖДУ ДВУМЯ МИРАМИ».
– Очень хорошо, – сказал Джоэнис. – А теперь вы, мисс Хуа, пожалуйста, возьмите мел и запишите краткий перечень тех вопросов, которые освещает наш курс.
Мисс Хуа оказалась высокой скромной девушкой в очках, и Джоэнис интуитивно почувствовал в ней хорошую студентку. Она написала: «ДАННЫЙ КУРС ЗАТРАГИВАЕТ ВОПРОСЫ КУЛЬТУРЫ ОСТРОВОВ ЮГО-ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ ТИХОГО ОКЕАНА, С ПРИДАНИЕМ ОСОБОГО ВНИМАНИЯ ИСКУССТВУ, НАУКЕ, МУЗЫКЕ, РЕМЕСЛАМ, ФОЛЬКЛОРУ, ПСИХОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ. БУДУТ ПРОВЕДЕНЫ АНАЛОГИИ МЕЖДУ ИЗУЧАЕМОЙ КУЛЬТУРОЙ, ЕЁ АЗИАТСКИМИ ИСТОКАМИ И КУЛЬТУРНЫМИ ЗАИМСТВОВАНИЯМИ В ЕВРОПЕ».
– Отлично, мисс Хуа, – кивнул Джоэнис.
Теперь он знал, что должен преподавать. Разумеется, осталось ещё немало трудностей. Он жил на Манитуатуа, в самом сердце южной части Тихого океана. О юго-западной части, куда, как ему казалось, входили Соломоновы, Маршалловы и Каролинские острова, он имел крайне слабое представление. И уж вовсе ничего он не знал о культурах Европы и Азии, с которыми ему предстояло проводить параллели.
Это, конечно, несколько обескураживало, но Джоэнис был уверен, что сумеет преодолеть все трудности. Кроме того, он с облегчением заметил, что время занятия истекло.
– Что ж, на сегодня достаточно, – сказал он студентам. – До свидания, или, как говорят полинезийцы, алоха. И ещё раз добро пожаловать в нашу компанию!
С этими словами Джоэнис распустил свой класс. Когда все разошлись, в аудиторию вошел декан Глупс.
– Не вставайте, пожалуйста, – произнес он. – Я к вам, если можно так выразиться, неофициально. Я стоял за дверью и слушал, и, хочу признаться, восхищен вашим подходом. Вы увлекли их, Джоэнис. По чести говоря, я опасался, что вам придется несладко, так как на курс почти целиком записалась наша баскетбольная команда. Но вы продемонстрировали ту самую гибкую твёрдость, которая является вершиной истинной педагогики. Я поздравляю вас и предсказываю вам долгую и блестящую карьеру в нашем университете.
– Благодарю вас, сэр, – ответил Джоэнис.
– Не надо меня благодарить, – мрачно произнес декан Глупс. – Мое последнее предсказание относилось к барон-профессору Мольтке, выдающемуся специалисту в области теории ошибок. Я пророчил ему великое будущее, а через три дня после начала семестра бедняга Мольтке свихнулся и убил пятерых членов университетской футбольной команды. В тот год мы проиграли Амхерсту, и больше я своей интуиции не доверяю. Тем не менее искренне желаю вам удачи, Джоэнис. Я всего лишь простой администратор, однако я хорошо знаю, что мне нравится.
Глупс отрывисто кивнул и покинул аудиторию. Выждав для приличия некоторое время, Джоэнис поспешил в книжную лавку, чтобы приобрести необходимую для курса литературу. К несчастью, она была распродана, и ближайшее поступление ожидалось не раньше чем через неделю.
Джоэнис пошел в свою комнату, лег на постель и погрузился в размышления об интуиции декана Глупса и о сумасшествии, постигшем бедного профессора Мольтке. Он проклинал злую судьбу, позволившую купить книги студентам и обошедшую куда более остро в них нуждающегося преподавателя. А ещё он пытался придумать, что делать на следующем занятии.