ХОЗЯЕВА ЯМЫ
Шрифт:
Сочувствие причинам их безумия не изменило ни на йоту моего намерения попытаться, насколько будет в моих силах, вылечить это безумие.
Мы вошли за теми двумя в помещение, где нашли еще девять человек – все с той же неестественной прямой осанкой и неподвижным выражением лиц, как и у первых двух. Они, конечно, различались по физической внешности.
Первые два заняли свои места за круглым столом, где уже сидели другие девять. В центре стола, имевшего углубление, находилось нечто, значение чего я не смог понять с первого взгляда.
Это
Буквально, мементо мори.
Первоначально – и, наверное, даже Одиннадцать теперь потеряли из виду свой первоначальный мотив – его поместили туда, чтобы напоминать им о смерти. Если врач прав, то именно страх перед напастью и заставил их создать эту неестественную государственную систему.
Следующее, что я заметил – это то, что за столом не хватает одного места. И все же, если вокруг стола было двенадцать кресел, то где же двенадцатый? Потому что правители Кенд-Амрида называли себя Одиннадцатью.
Я надеялся, что позже смогу найти ответ на это.
Все тем же ровным голосом человек, с которым я первоначально разговаривал, в точности сообщил другим, что произошло между нами. Он не сделал по этому поводу никаких личных комментариев и, казалось, не пытался передать ничего, кроме точной информации.
Когда он закончил, другие повернулись рассмотреть нас.
– Мы говорить, – сказал после минутной паузы первый человек.
– Нам выйти, чтобы вы могли решить? – спросил я.
– Нет нужды. Мы обдумываем факторы. Вы здесь не иметь значения.
И тут начался невероятный разговор между одиннадцатью людьми. Никто ни разу не высказал мнения, зависящего от его собственной личности.
Некоторым это может показаться привлекательным – разум правит эмоциями – но пережить такое было ужасно, потому что я вдруг понял, что личная точка зрения является необходимостью, если хочешь придти к сколь-нибудь реалистичному выводу, каким бы несовершенным он мог бы показаться.
Повторение всего разговора наскучит вам, но, в сущности, они обсуждали, смогут ли они, будучи полезными нам, получить что-то полезное для Кенд-Амрида.
Наконец они пришли к выводу, к которому по-моему, более сбалансированный человек пришел бы в течение нескольких минут. Коротко он сводился к следующему: если я объясню, как построить двигатель внутреннего сгорания и принцип его действия, они помогут мне отремонтировать мой.
Я знал, насколько опасным может оказаться дело, если я направлю это нездоровое общество по пути к настоящим техническим достижениям, но притворился, что согласен. При этом я имел в виду, что у них нет достаточного количества инструментов, необходимых для постройки многих двигателей внутреннего сгорания прежде, чем я смогу вернуться с подмогой и исцелить болезнь, явившуюся в Кенд-Амрид.
– Ты показать? – спросил один из Одиннадцати.
– Покажу, – согласился я.
– Когда?
– Утром.
– Утро. Да.
– Можно теперь нам вернуться на наш корабль?
– Нет.
– Почему нет?
– Вы остаться, вы не остаться. Мы не знать. Поэтому вы остаться.
– Ладно, – пожал я плечами. – Тогда, наверное мы можем где-нибудь поспать до утра. – По крайней мере, подумал я, мы сможем поберечь свою энергию, пока не решим, как действовать.
– Да.
– Тут есть постоялый двор, где мы могли бы остановиться?
– Да, но вы не остановитесь там.
– Почему же? Вы можете охранять его, если не доверяете нам.
– Да, но вы умереть, вы не умереть. Мы не знать. Поэтому вы оставаться здесь.
– Почему это мы можем умереть?
– Напасть, чума заставлять умереть.
Я понял. Они не хотели, чтобы мы заразились чумой, все еще удерживавшей власть в городе. Наверное, это место было больше защищено, чем все остальное в городе.
Мы согласились остаться.
Затем первый отвел нас из помещения по короткому коридору, в конце которого лестничный марш вел вниз, в подвалы Центрального места.
Мы спустились по лестнице и прошли по другому коридору со множеством дверей по обеим сторонам. Они выглядели подозрительно похожими на ряд камер в тюрьме.
Я спросил провожатого, что это такое.
– Здесь хранить испорченные головы, – сообщил он мне.
Я сообразил, что именно здесь содержались в заключении люди, все еще полезные для Кенд-Амрида, по понятиям этого города, но сочтенные безумными опять же по тем понятиям.
Надо полагать, нас приняли относящимися к этой категории.
Пока они не отобрали у нас оружие, я готов был позволить им запереть нас на ночь, если, допустив это, мы сможем в конечном итоге отремонтировать мотор и добраться обратно в Варналь, а там уж решить, как мы лучше всего сможем сбросить двойное проклятие, лежащее на Кенд-Амриде – проклятие физической и психической болезни. Такая комбинация, подумал я, является редкой на Марсе, где болезни вообще редки, но на Земле она встречалась куда чаще. Еще одно обстоятельство, которое я не мог не обдумать – это было ли положение вещей таким же, будь на Марсе болезней больше. Я пришел к выводу, что нет. Мне думается, что я прав.
Знаю, я ученый, но не философ – я предпочитаю мысли действие. Пример Кенд-Амрида глубоко повлиял на меня, и я чувствую, что должен взять на себя труд объяснить, почему именно я предпочитаю общество Марса обществу Земли. Марс, конечно, не совершенен – и наверное, именно потому-то я и нашел свой истинный дом на Марсе. Ибо там людям преподавался урок слишком упорной попытки добиться совершенства. Там люди уважали прежде всего человеческую индивидуальность. Уважали не только сильного, но и слабого тоже, потому что сила и слабость присутствуют в большей степени во всех нас. Это обстоятельство больше, чем что-либо иное создает того, кого мы называем слабым или сильным.