Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)
Шрифт:
Ещё Шопенгауэр указывал, что запрещение перепечатывать – гибель литературы. Сегодня мы можем с прискорбием видеть, что это также и гибель культуры. В самом деле, что такое «авторские права»? Ладно бы ещё, если их «качает» автор, а если его наследники?
Справедливо отмечает Стивенсон: «Как бы щедро литературный труд ни оплачивать, цена, назначенная за него, всё равно никогда не будет достаточной». По нашему мнению, не только наследники, но и автор перевода, и даже самавтор не должны иметь права по-купечески «куражиться». Если какое-то произведение было издано и переиздано, если оно стало фактом литературы и явлением культуры, то авторы попросту должны иметь реальные гарантии своих финансовых интересов и никаких прав брать издателей, что называется, «за горло». У издателя не должно быть юридической надобности
А что мы имеем сегодня? Переводы, выполненные мастерами прошлого и являющиеся, по сути дела, явлениями русской культуры и общественным достоянием, не публикуются из-за жадности наследников авторских прав. Издатели же, желая печатать того или иного иностранного автора (пусть бы он жил хоть в XII веке), нанимают за гроши каких-то студентов и недоучек, а те – уж как могут – переводят, и весь этот кошмар и ужас, после столь же ужасного редактирования, печатают, издают, публикуют и всем предлагают теперь читать вместо высокохудожественных переводов, выполненных прежде и постепенно забываемых безвозвратно. Увы, «защита авторских прав» в условиях тяжелобольного общества оборачивается полнейшим авторским бесправием. В результате страдают все: не только авторы и переводчики, но и издатели, и те, кто вместо скверных переводов мог бы заниматься каким-то более подходящим для них делом, и – самое главное – читатели, невольные заложники этой нелепой и глупой ситуации. Такое положение дел называется культурной катастрофой.
Ну и наконец, в постскриптуме робкая рекомендация, как всё-таки лучше читать эту книгу. Ведь немалое значение для общего впечатления имеет то, где вы её читаете: в помещении или на открытом воздухе, при свете дня или в сумерках, у себя в кабинете или на вокзале, в поезде, в самолёте. Помнится, сам Конан-Дойль в предисловии к одному из многих своих сборников рекомендовал такую обстановку: зимний вечер, кресло у камина, свет свечи… Думаю, ничего лучшего не посоветуешь.
Рассказы
Топор с посеребрённой рукоятью
(действительное происшествие)
3 декабря 1881 года д-р Отто фон Гопштейн, профессор сравнительной анатомии Будапештского университета и попечитель академического музея, был самым подлым образом зверски убит прямо у входа в здание университета.
Мало того что жертвой подобной жестокости оказался человек видный и весьма популярный среди студентов и горожан, но имелись в деле ещё и особые обстоятельства, способствовавшие тому, что данный случай привлёк живейшее внимание публики и заставил говорить о себе всю Австро-Венгрию.
Газета «Пештер Абендблатт» опубликовала на следующее утро статью, с которой могут ознакомиться любопытные. Я приведу из неё лишь несколько отрывков, имеющих отношение к некоторым обстоятельствам данного преступления, каковые поставили в тупик венгерскую полицию.
«Насколько можно судить, – сказано в этой замечательной газете, – профессор фон Гопштейн покинул здание университета около половины пятого пополудни, чтобы успеть на вокзал к прибытию венского поезда в 17.05. Профессора сопровождал приват-доцент химии г-н Вильгельм Шлезингер, его давнишний и преданный друг и главный помощник в заботах о музее. Цель, которою задались оба господина, направляясь встречать названный поезд, состояла в том, чтобы принять коллекцию, переданную в дар Будапештскому университету после смерти её владельца графа фон Шуллинга. Как известно, этот несчастный дворянин, трагическая гибель которого ещё у всех на устах, завещал уже знаменитому музею в своей alma mater непревзойдённую коллекцию средневекового оружия, владельцем коей он являлся, а также несколько поистине бесценных инкунабул [1] .
1
Старинные книги, изданные в первые годы после изобретения книгопечатания. – Здесь и далее примечания составителя.
Достопочтенный профессор слишком дорожил подобными реликвиями, чтобы доверить их получение и доставку кому-нибудь из подчинённых. Таким образом, с помощью г-на Шлезингера он намеревался принять коллекцию прямо на вокзале и разместить её в небольшой повозке, предоставленной для этой цели университетским руководством. Б'oльшая часть книг и наиболее хрупких предметов прибыла упакованная в деревянные ящики, однако значительная часть оружия была без особых затей обложена соломой, так что разгрузка оказалась делом отнюдь не лёгким.
Тем не менее профессор был настолько озабочен тем, как бы бесценные реликвии не повредились, что решительно отверг услуги носильщиков. Каждый из экспонатов переносился по перрону непосредственно г-ном Шлезингером и передавался им прямо в руки профессору фон Гопштейну, который находился в повозке и занимался погрузкой.
Когда всё было уложено, оба учёных, печась о сохранности груза, вернулись в университет. Профессор был в превосходном настроении. Он явно гордился тем, что смог в свои преклонные годы выказать столько умения и сноровки при погрузке всех этих весьма тяжеловесных и громоздких предметов. Он даже отпустил по этому поводу несколько шутливых замечаний Рейнмаулю, университетскому привратнику, который с помощью своего друга Шиффера, еврея из Богемии, разгружал повозку по прибытии её в университет.
После того как реликвии были надёжно размещены в университетском хранилище, профессор самолично запер дверь, передал ключ от неё своему помощнику, г-ну Шлезингеру, и, попрощавшись со всеми, отправился домой. Г-н Шлезингер, со своей стороны, ещё раз убедившись, что всё в полном порядке, также ушёл, оставив Рейнмауля с его приятелем Шиффером курить в привратницкой.
В одиннадцать часов вечера, приблизительно через полтора часа после ухода фон Гопштейна, один солдат 14-го стрелкового полка, возвращаясь в казарму и проходя мимо здания университета, натолкнулся на тело профессора, лежавшее чуть поодаль от обочины дороги. Фон Гопштейн лежал ничком, раскинув руки. Голова была разрублена пополам страшным ударом, который, как видно, был нанесён сзади, поскольку на лице старика застыла мирная улыбка; должно быть, смерть настигла его внезапно, когда он был погружён в приятные мысли о своём последнем приобретении. Иных увечий на теле не обнаружено, если не считать отёка в области левого колена, вызванного, по всей видимости, ушибом уже после нанесения удара, когда профессор упал. Самое, пожалуй, необъяснимое в этой истории то, что кошелёк профессора с сорока тремя флоринами, а также дорогие часы остались нетронутыми. Стало быть, мотивом преступления не могло быть ограбление, если только убийцам не помешали прежде, чем они смогли довершить начатое.
Однако последнее предположение отпадает по той причине, что тело убитого, по-видимому, пролежало в таком положении не менее часа. Всё это дело окутано непроницаемой тайной. Д-р Лангенманн, знаменитый врач-криминалист, пришёл к выводу, что рана могла быть нанесена тяжёлым сабельным штыком, причём нападавший, несомненно, отличается незаурядной силой. Полиция воздерживается от каких-либо комментариев по данному поводу, а это даёт основания полагать, что она уже напала на след. Возможно, в скором времени преступники будут найдены».
Вот и всё, что сообщала об этом происшествии «Пештер Абендблатт». Тем не менее поиски полиции не пролили ни малейшего света на обстоятельства убийства. Не удалось найти даже намёка на след убийцы, и самые хитроумные уловки не помогли обнаружить ни малейшего повода, который мог бы послужить мотивом к совершению столь ужасного преступления. Покойный профессор был настолько поглощён своими научными изысканиями, что жил как бы отгородясь от мира, и определённо не мог дать повода кому бы то ни было для проявления враждебности. Оставалось только допустить, что удар этот был нанесён каким-то демоном, кровожадным дикарём.