Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Юта, которая к этому времени уже парила в эфирных высях, чуть не поперхнулась от возмущения.
— Ерунда! При чем здесь лепешка!
— Но ведь я никогда не видел, как она растворяется. Но уж зато чувствую это великолепно!
Некоторое время Юта пыталась прислушаться к тому, что происходило в ее животе. В задумчивости укололась иглой, сунула пострадавший палец в рот и попросила смиренно:
— Не притворяйся, пожалуйста. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Если бы ты сказал: «вот рассвет ласково прикоснулся к морю», или «вот калидон нежно поцеловал подругу»…
Юта прервалась. Новая мысль, неожиданная и дерзкая, заставила ее замереть с открытым ртом.
— Арман… — спросила она шепотом. — А ты кого-нибудь когда-нибудь… целовал?
Она смотрела на него в упор и глаза ее оказались карими, с черными ободками по краям. Как обручи, подумал Арман.
В детстве он любил забиваться в темный уголок и там тихонько мечтать о чем-то неясном, расплывчатом, но бесконечно добром и ласковом. Наверное, так он представлял себе мать, которую не помнил. Доведя себя до счастливых слез, он нежно гладил кого-то, кто был виден только его заплаканным глазам, и ощущал, как этот кто-то ласкает его и целует… Слюнявое детство без женской ласки! Правда, сентиментальные приступы с возрастом быстро прошли.
— Арман… Я что-то не то сказала?
Ни с того ни с сего он положил ей руку на плечо. Она замерла, не зная, как расценить этот знак внимания.
— Послушай… Там, в подземелье, я хотел еще кое-что высечь на камне. Тебе интересно?
Она кивнула, стараясь не шевельнуть плечом, накрытым его ладонью.
Арман покусал губу и сказал хрипло:
— «Одинокое небо спрятало в тучи лицо. Наверное, с горя — Устало гримасничать в зеркало моря.»Помолчали.
— «Черный бархат ночей — изголовье мое, — сказал Арман. — Цепь далеких огней — ожерелье мое… Будет временем пожрано имя мое».
Принцессино рукоделье давно соскользнуло на пол и теперь тосковало там, забытое.
— И ты не высек это на камне? — спросила Юта шепотом.
Арман поморщился:
— Места, знаешь, мало на тех камнях… Да и как-то все это… Мелко.
— Мелко?
— По сравнению с историей моих предков… На фоне всех этих братоубийственных схваток, и войн, и битвы с Юккой, морским чудовищем… Какое-то небо, которое гримасничает, да цепь огней…
Юта серьезно посмотрела ему в глаза:
— Знаешь… Мне не кажется, что убивать братьев или даже сражаться с Юккой… Что это почетнее, нежели рассказывать про одинокое небо.
Арман усмехнулся:
— «Летящие гроздья седых облаков, Их темные тени на зелени трав… Немой хоровод веков, эхо забытых забав.»— Это хорошо, — немедленно признала Юта. — Это… — и она тут же повторила все три строчки напамять — медленно, будто пробуя на вкус.
Арман наблюдал за ней с интересом, накручивая на палец случайно подвернувшуюся ниточку. Как ни прячься и ни мнись — а ему неожиданно приятны оказались и похвалы ее, и горячая заинтересованность.
А Юта повторяла, нахмурив лоб:
— «Летящие гроздья седых облаков»… — и вдруг подняла на Армана азартные глаза:
— Послушай, тебе не кажется… А что, если «летящие клочья седых облаков», а?
Он не понял сразу, и она пояснила, ерзая от нетерпения:
— Ну, «гроздья» — это что-то тяжелое, массивное, уверенное в себе… Гроздья, ягоды, урожай, достаток… А «клочья»… «Клочья» — это что-то рваное, неустроенное, раненое… Понимаешь? И все меняется сразу, ты послушай…
Она повторяла строки так и эдак, меняла слова, а он молчал и слушал. Ее правота стала понятна ему сразу же — и теперь он просто смотрел, как шевелятся ее губы, и тихо удивлялся. «Рваное, неустроенное, раненое»…
Она замолчала, заметив какую-то перемену в его лице. Сказала неуверенно:
— Понимаешь, это же очень любопытно… Одно только слово сменить… Правда?
— Правда, — отозвался он медленно.
Помолчали. Юта усиленно думала о чем-то своем, сдвигая брови и потирая пальцем уголок рта.
— «Немой хоровод веков», — прошептала она наконец, драматически расширив зрачки. — Тебе, значит, два века и тридцать два года?
Он едва сдержал смешок — такого благоговения был полон ее голос.
— Это значит… — продолжала Юта шепотом, — значит, что самый первый твой предок… А когда он жил, Арман? Может быть, он видел самое начало мира?
Арман молчал, и улыбка его становилась все загадочней по мере того, как распалялось любопытство Юты.
— Нет, правда, Арман… Такой древний род… Может быть, ты знаешь, откуда взялось море, и небо, и все… Что было раньше, в самом начале?
Он откинулся на спинку кресла и продекламировал, полузакрыв от вдохновения глаза:
— С тех пор, как воздвигнуты своды небес, Что злее зимы и дотошнее лета? О, знаю я, это — любопытство принцесс!Она фыркнула возмущенно. Притихла. Попросила вдруг тихо и трогательно:
— Арман… Ты дракон и потомок драконов… «Я поднимаюсь к небесам»… Ты видишь все это по-другому… Мне так завидно, что ты летаешь, а я… Сделай мне подарок, Арман!
Он почуял недоброе.
— Покатай меня на спине! — выдохнула принцесса.
Он вглядывался в ее лицо, пытаясь понять: нагличает? Шутит?
Юта истолковала его молчание по-своему:
— Нет, конечно, на драконьей спине… На драконьей, Арман!
Ей пришлось убегать очень быстро. Он решил ее выпороть, чтобы не молола чепухи.
Спустя несколько дней Арман решился-таки вылететь — на охоту. Юта пообещала ему вести себя смирно как ягненок.