Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Остин тяжело вздохнул и не ответил, но Юта не унималась:
— Или хотя бы погулять вечером… У тебя, может быть, найдется свободных полчаса? Мы могли бы поговорить о…
— Я не принадлежу себе, Юта, — устало объяснил принц, и Юта потупилась.
Из этого разговора Остин сделал вывод, что принцесса скучает. Скоро к Юте была приставлена дуэнья, наперсница.
Это была маленькая розовощекая толстушка, эдакий клубок на ножках, энергичная и разговорчивая. Она ни на секунду не оставляла принцессу в одиночестве — топотала следом и усаживалась рядом, болтала, не переставая, рассказывая забавные случаи и расспрашивая Юту о ее снах:
— Шляпа снится к мигрени, а перчатка — к известию… Я желаю вам, ваше высочество, увидеть во сне белого единорога!
Всю ночь Юте снились клопы.
— Убери ее от меня! — умоляла Юта Остина через неделю.
Принц пожал плечами. Он казался немного недовольным: и то не по вкусу, и это не по нраву…
— Принцессам, особенно замужним, положено иметь наперсниц, — заметил он мягко.
— Да, но эта!
Остин вздохнул:
— Знаешь, Юта… Иногда трудно понять, чего ты хочешь.
Он ушел, оставив принцессу в смущении и растерянности.
Впрочем, недовольство принца можно было легко объяснить и оправдать, поскольку Юта действительно имела все, чего только может возжелать королевская особа, и даже с упреждением. Армия почтительных слуг, изысканные украшения работы древних мастеров, спокойствие и довольство — все это должно было помочь королеве пережить некоторый недостаток развлечений.
Однажды вечером, укладываясь под парчовый балдахин, Юта рассказала принцу когда-то слышанный анекдот:
— Герцог просит графа: «Ваша светлость, помогите мне дотащить до замка этого дохлого грифона». Граф не смог ему отказать, и с превеликим трудом они затащили грифона в герцогский замок и бросили в умывальне. Граф вытер пот и спрашивает герцога: «Ваше сиятельство, а зачем вам в умывальне дохлый грифон?» «А-а! — отвечает герцог, — вот, представьте себе, придут ко мне гости, захотят умыться — и выбегут с криком: там дохлый грифон! А я усмехнусь вот так и скажу небрежно: ну и что?»
Юта выжидательно замолчала.
— Ну и что? — спросил Остин.
— Ну… потешно, — смутившись, объяснила Юта.
Остин вздохнул:
— Странная и дурацкая история… Какой герцог? Какой граф? Почему они не призвали слуг, чтобы тащить этого грифона?
Юта не нашла, что ответить.
Тем временем отступила осень, и однажды ночью выпал снег.
Выйдя утром на террасу дворца, Юта долго щурилась на крахмально сверкающую лужайку; потом, оглянувшись, увидела, что она не одна.
Неподалеку на террасе стояло кресло на колесиках; в кресле, укутанный пледом, сидел дряхлый старик. Юта не сразу узнала короля Контестара.
Они не виделись со времени свадьбы; старик все время лежал, и в комнату его врачи допускали только принца Остина. Теперь король, не отрываясь, смотрел на обомлевшую Юту.
На белую лужайку опустилась воронья стая; невидимый с террасы сторож запустил в ворон камнем — птицы с карканьем взвились в воздух.
Губы старика шевельнулись, и принцесса скорее увидела, чем услышала: Юта…
Преодолев смущение и невольный страх, Юта приблизилась.
— Ну, здравствуй, — сказал король. Чтобы разобрать его слова, принцессе пришлось склонить ухо к его губам. — Здравствуй, Юта.
Контестар смотрел прямо, и Юта увидела с удивлением, что у него совершенно ясные, живые, осмысленные глаза, и что взгляд, направленный на нее, приветливый и теплый.
— Здравствуйте, ваше величество, — сказала Юта вежливо.
Помолчали.
— Остин любит тебя? — вдруг спросил Контестар.
— Да, конечно, — ответила она быстро, даже поспешно.
— Хорошо, — король попробовал улыбнуться.
Юте было очень не по себе — она не знала, о чем говорить с умирающим человеком.
— Я помню тебя, — едва слышно сказал король. — Однажды на детском празднике… ты спрятала в кувшин… ужа… Помнишь?
Юту бросило в жар.
Она, конечно же, помнила эту давнюю детскую историю. Мальчишки-пажи помогали ей, и все вышло как нельзя лучше. Кувшин поставили на стол… Обезумевший от страха уж ухитрился выбраться и кинулся наутек, опрокидывая по дороге подсвечники и бокалы… Ее наказали, случай она запомнила на всю жизнь, но король Контестар — а он был на празднике вместе с мальчиком-Остином — запомнил тоже!
— Ты всегда была… сорвиголова, — сказал умирающий король. — Наверное, не зря… тебя похитил… дракон.
Юта стояла перед креслом, сжимая покрасневшими от холода пальцами теплую меховую муфту.
— Ты хорошая девочка, Юта, — прошептал король. — Я надеюсь, что Остин… это… поймет.
— Ваше величество… — выдохнула принцесса.
— Тебе… трудно. Расскажи мне… как вы… живете.
И Юта стала рассказывать — преувеличенно бодро, преодолевая неловкость. Не про себя, конечно — про Остина, своего внимательного и нежного мужа. И чем дольше рассказывала — тем больше воодушевлялась, вдохновлялась даже.
— Спасибо, — сказал, наконец, Контестар. — Спасибо, Юта… Приходи сюда завтра… утром… Мне теперь… легче, и меня вывезут… на прогулку.
Все следующее утро Юта провела на террасе — одна. Никто не вывез на воздух кресло-каталку; принцесса стояла и смотрела, как укорачиваются длинные тени… Потом во дворце поднялась суматоха, захлопали двери, забегали десятки ног…
Через три дня короля Контестара похоронили с великими почестями, и народное горе было искренним и глубоким. Впрочем, еще через две недели оно сменилось искренней и глубокой радостью — принц Остин был коронован, его звали теперь «ваше величество».