Хозяин небесных гор
Шрифт:
Железная решётка отбросила его обратно, и он упал, но опять вскочил и всю ночь бился в клетке.
К рассвету волк привык к своему помещению и упруго бегал из конца в конец, как и другие звери в своих клетках.
Утром подошёл зоолог в белом халате и что-то долго записывал, поглядывая на Волчка.
Однообразно потекли дни в неволе. Но плен пошёл на пользу старому зверю. Он поправился. Шерсть у него стала лосниться, и посетители зоопарка всё чаще останавливались около его клетки, поражаясь размерам волка...
Прошло несколько лет. Давно подох сеттер Лори. Старый волк почти лишился зубов, но его кормили мясным
«Почему волк не старится? – думал зоолог, сидя на скамейке против клетки Волчка. – Уж не способствует ли этому длительный искусственный сон?» И учёный опять заставлял спать волка по нескольку дней.
Огромный старый волк и сейчас живёт в зоопарке – второй волчий век жизни. И странное дело: он выглядит молодо и полон энергии.
На этикетке около клетки Волчка его возраст каждый год художник зоопарка тщательно исправляет. Последний раз он исправил на «20 лет». Сколько ещё будет этих исправлений?
Волчок сделался знаменитостью. Его фотографировали. О нём писали в газетах.
Опыты зоолога давно уже заинтересовали учёных. В одной из медицинских лабораторий восемнадцатилетняя, чуть живая собака при искусственном сне обросла заново шерстью, сделалась энергичной и бодрой, дожила до двадцати двух лет и, вероятно, ещё жила бы, если бы случайно её не задушила обезьяна.
Журнал «Огонёк» познакомил с этим миллионы читателей. Искусственный длительный сон стали испытывать на больных в клиниках.
Зоолог и Волчок подружились. Зверь позволял человеку гладить его через решётку, валился на бок и подобострастно поднимал огромную заднюю лапу. «Совсем как мой бетпакдалинский ручной волк», – думал зоолог, гладя Волчка и не подозревая, что это действительно был он.
СОЛОВЬИНЫЕ ОСТРОВА
НА РАЗЛИВЕ
Ещё с вечера вода в реке Или прибыла и кое-где стала затоплять прибрежные низинки. Ночью вода хлынула через края берегов и к утру залила тугаи. По низким покосным местам она ушла на несколько километров.
Домик бакенщика, где я жил в эту весну, стоял на высоком месте и был недосягаем для весенних разливов. Мимо него неслась мутная река, необычайно широкая и необузданная в своём весеннем величии. Она несла сор, ветки и целые деревья, смытые с берегов. Где-то далеко внизу шлёпал колёсами пароход, и его дымок едва виднелся за островами. На залитых лугах чернело несколько полосок земли, не покрытых водой. На них собрались перепела со всего луга, и странно было слушать, как они кричали все враз – хором.
Яркое солнце поднялось из-за гор, и алые лучи заиграли на водном просторе. Оно осветило картину бедствия птиц и зверьков в затопленных тугаях. Здесь всюду были слышны тревожные голоса мелких птиц и цоканье фазанов.
Натуралист в такое время может повидать много интересного. И вот я уже бреду по тугаям с биноклем и фотоаппаратом, в высоких резиновых сапогах, привязанных к поясу. Палкой проверяю путь – возможны ямы, в которых теперь и дна не достать.
Всюду всплыл неподвижный древесный сор, палки и даже целые деревья. Влажный воздух насыщен запахом мокрой древесины. Разлив прекратился. Вода больше не прибывала. Река вылила свои излишки за берега и успокоилась.
Первый, кого я встретил, был заяц. Совершенно сухой, он сидел на поваленном дереве, которое возвышалось над водой. При виде меня зверёк сжался в комочек, замер. Только биение сердца частыми толчками колыхало его шкурку на боку. По зайцу полз большой жук-навозник, но заяц терпел, боясь пошевелиться.
Я стоял в нескольких шагах и фотографировал зайца. Из этих снимков у меня потом получились прекрасные цветные фотографии зайца с жуком на спине.
Недалеко из воды поднимался длинный сухой бугор, покрытый кустами и деревьями. Но почему же заяц сидел на дереве, а не спасался от наводнения на этом бугре? Очевидно, бугор заняла лиса или дикий кот. Надо проверить эту догадку. Я шагнул в сторону бугра, но в этот момент нервы зайца не выдержали, он взлетел в воздух гигантским прыжком и неумело шлёпнулся в воду, окунувшись с головой. Затем удивительно быстро и легко заяц поплыл к берегу, вскочил на бугор и притаился под первым же кустом. В бинокль было видно, как он дрожал, весь мокрый и необычайно тонкий.
Конечно, где-то поблизости был хищник, иначе заяц не остался бы около самой воды. Стороной, чтобы не беспокоить зайца, я поднялся на бугор. Это был небольшой, удлинённый островок среди затопленного тугая. В самом конце его заметалась в разные стороны лисица. Вероятно, где-то поблизости затопило её нору с лисятами. Не допустив меня на «выстрел» фотоаппарата, лисица бросилась в воду и быстро уплыла, скрывшись за деревьями.
Я побрёл дальше по затопленному тугаю.
Над самой головой с джиды слетела фазанка и уселась на другое дерево с криком и хлопаньем крыльев. Я двинулся к ней с фотоаппаратом наготове, прячась за деревьями. Но фазанка опять перелетела немного дальше.
«Ага! Она отводит от птенцов», – догадался я, вернулся обратно и стал внимательно осматриваться. Но всюду была вода и ни одного клочка сухой земли, где могли бы скрываться фазанята.
И вдруг я заметил их. Под деревом, с которого слетела фазанка, возвышался из воды небольшой пенёк. Он был покрыт пуховой шапочкой из крошечных фазанят. Они вывелись не более как три-четыре дня тому назад. Вся «жилплощадь» пенька была так плотно занята ими, что невозможно было сосчитать, сколько их там сидит.
Пока я фотографировал фазанят, их испуг прошёл. То один из них, то другой стали вытягивать шейки и что-то склёвывать с пенька. Тогда я заметил, что вверх по пеньку непрерывно поднимаются муравьи, которыми фазанята и питались. Под пеньком, вероятно, был затоплен муравейник, и множество его обитателей спасалось от воды тоже на пеньке и под его корой.
Фазанка с шумом уселась на соседнее дерево, тревожно цыкнула и улетела. Фазанята сразу замерли, обратившись опять в неподвижную пуховую шапочку. Ни одна головка больше не двигалась, хотя муравьи ползали даже по фазанятам.